– Ладушка моя, – молвила Дунава, лаская любящим взором своё произведение. – Прекраснее тебя нет никого на свете.
Все застыли, в немом восторге созерцая каменную Вешенку. А Дунава заметила на лице статуи какой-то изъян и нахмурилась. Мелкий выступ на щеке – прыщик не прыщик, бородавка не бородавка… Догадка о том, на что он больше всего походил, охватила сердце Смилины жаркой вспышкой трепетной и пронзительной грусти. Та же мысль пришла в голову и Дунаве.
– Милая, ты что же – плачешь? – Она ласкала пальцами молочно-белые щёки статуи, всматриваясь в лицо своего творения с нежным состраданием и недоумением. – Ну что ты… Не надо!
С этими словами мастерица стёрла пальцем выступ, сгладив мраморную «кожу», а потом сдула песчинки и улыбнулась.
– Ну вот, так-то лучше.
Соскочив с козел, Дунава повернулась к оружейнице – прямая, как сосна, бесстрашная, сияющая внутренним светом любви.
– Смилина! – обратилась она к хозяйке кузни. – Я при множестве свидетелей не побоюсь сказать, что люблю твою дочь Вешенку. И, ежели она ещё свободна, я прошу у тебя её руки.
Вот этого и ждала седая оружейница, на это и надеялась, отпуская Дунаву двенадцать лет назад в долгий путь. То, что тогда лишь просвечивало сквозь туманную толщу будущего, сейчас воплотилось в этой решительной молодой кошке с твёрдой даровитой рукой и верным сердцем, сохранившим в себе ту первую любовь. Любовь эта не растаяла, не увяла, не забылась, а только раскрылась, как цветок, который берегли, пестовали и окружали заботой.
– Свободна, свободна, – добродушно усмехнулась Смилина. – Тебя одну и ждала все эти годы.
Ясное лицо Дунавы озарилось радостью, улыбка на нём сверкнула белозубо и широко, сделав его поистине прекрасным, притягательным и светлым. Если от орлиного взора Соколинки девицы падали в обморок, то от этой улыбки они очнулись бы и взлетели к небесам без всяких крыльев.
– Правда? – вырвалось у Дунавы.
– Да вон, можешь у неё самой спросить, – молвила Смилина, кивком показывая за плечо Дунавы.
Серебряной стрелой пронзил тишину девичий голос – вскрик. Дунава обернулась, как ужаленная: несколькими ступеньками ниже напротив мраморной Вешенки стоял живой подлинник, прижимая руки к бурно вздымающейся груди. Та самая слеза, которую смахнули волшебные пальцы Дунавы со щеки статуи, блестела на бледной от светлого потрясения щеке дочери Смилины.
– Лада! – радостно воскликнула Дунава, протягивая к ней руки.
Вешенка, шатаясь, сделала ей навстречу два маленьких запинающихся шажка и рухнула на ступень с закатившимися глазами. Смилина знала: это тот самый обморок, знак. Но падение на лестнице было чревато опасностью – Вешенка могла удариться головой или скатиться вниз. К счастью, ничего страшного не произошло.
– Лада, ладушка! – Дунава кинулась к бесчувственной девушке, склонилась над нею, подхватила сильными руками, как пушинку. – Вешенка, родная, очнись, взгляни на меня!
Беспамятство оказалось совсем кратким: прикосновение любимых рук тут же вернуло Вешенку в чувство, и сквозь щель её дрожащих ресниц проступил ещё немного мутный, но полный воскресшего счастья взор.
– Дунава… Ты ли это? – пролепетала она.
– А ты не узнаёшь меня, ненаглядная? – Женщина-кошка пожирала девушку встревоженно-нежным взором, держа её на руках.
– Ты изменилась. Что-то новое в тебе… – Рука девушки приподнялась, заскользила по щеке Дунавы.
– А мне кажется, я всё та же, – улыбнулась та, ловя её пальцы губами.
Это была часть их давнего разговора в тот прощальный дождливый вечер. Воспоминания подняли свои крылья, закружились, взвились к небу. Вешенка с измученно-счастливой улыбкой закрыла глаза и опустила голову на плечо Дунавы, а та торжественно понесла её вниз по ступенькам – мимо умилённых этой трогательной встречей кошек-работниц, а также мимо взбешённой Соколинки. Та скалила жемчужные клыки, метала глазами золотые молнии и стискивала кулаки. Когда Дунава поравнялась с нею, она не преминула окликнуть соперницу:
– Эй! А ты ещё кто такая? Откуда взялась? А ну, убрала свои лапы от неё!
Дунава на миг приостановилась, вскинув подбородок и пронзив Соколинку смелыми искорками взора:
– Откуда бы я ни взялась, твоё дозволение мне не требуется. Вешенка – моя невеста уже двенадцать лет.
Смилина слышала их слова. Сделав всем знак возвращаться в кузню, она подозвала Соколинку и сказала:
– Там, где двое любят, третья не мешается. Иди работать. Погуляла и хватит.
Читать дальше