Unknown - daefac02bad94205b0a922a04d997460

Пока они вели сию беседу в солнечном сосновом бору, на лестнице в кузню происходило нечто из ряда вон выходящее. По ступеням поднималась необычная гостья. Впрочем, были у неё, как у всех, две руки и две ноги, одна голова – гладкая, с длинной русой косицей на темени; необычна была только её сила, благодаря которой она несла мраморную глыбу высотою в два собственных роста и шириною в один. А держала её гостья одной рукой, точно камушек маленький! Её стройные ноги в высоких сапогах, обвитых ремешками, ступали легко и резво, точно никакого веса её ноша не имела. Работа в кузне прекратилась: все высыпали за ворота и смотрели на это чудо с разинутыми ртами. Вышла и Смилина. Конечно, она сразу узнала гостью…

От вечно голодной юной разнорабочей, с которой они когда-то обедали пирожками на ступеньках лестницы, в этой великолепной кошке осталось, пожалуй, одно лишь имя. Владея силой Огуни и каменотёсным искусством, она сама была словно высечена из камня: казалось, метни в неё копьё – и оно отскочит от её непробиваемой гранитной груди. Пригожее, ясноглазое лицо имело твёрдые, волевые черты, немного суровые, но непоколебимо честные: прямой тонкий нос, строгие тёмные брови, упрямая ямочка на подбородке, а ярче всего были льдисто-голубые очи с испытующим, бесстрашным взором. Не гнулась гостья под весом огромной глыбы – несла её с горделивой осанкой.

– Ого-го! – послышались возгласы, когда гостья перекинула каменную громадину с руки на руку.

Ветер парусом вздувал её короткую, заправленную в порты рубашку, шитую бисером и цветными узорами, трепал кисти кушака, лоснившегося алым солнечным шёлком. Ремешки, крест-накрест обвивавшие высокие голенища, были прострочены золотой нитью. Гостья бросила глыбу на ступень перед собой, и та бухнулась на неё с глухим гулом.

– Вижу, ты идёшь по своей стезе семивёрстными шагами, Дунава, – молвила Смилина, спускаясь ближе. – Здравствуй. Сколько тебя не было в наших краях?

Обладательница невиданной силы поклонилась, блеснув зеркальной головой. Этому блеску позавидовала бы даже Соколинка.

– Двенадцать лет, – ответила Дунава. – И ты будь здрава, мастерица Смилина.

А между тем, для такой силищи она совсем не выглядела великаншей, по-прежнему стройное и подтянутое тело лишь созрело и набрало мощную, тугую красоту. Судя по добротной щегольской обуви и богато расшитой, дорогой рубашке, достаток она приобрела вполне достойный.

– А что это ты с собою принесла? – Смилина поравнялась с молодой мастерицей, положила ладонь на мерцающий мрамор.

– Не что, а кого, – улыбнулась Дунава. – В этом камне заключён облик той, кому я посвящала каждый свой день, каждую удачу, каждую победу. Ежели ты не против, я сниму всё лишнее, чтобы сей прекрасный облик стал виден не только мне, но и всем вокруг.

Возложив на глыбу ладони, она пожирала её нежным взором художницы, влюблённой в своё творение. Кусок мрамора был выше её вдвое, и она попросила себе какие-нибудь подмостки. Ей принесли высокие деревянные козлы. Взобравшись на них, Дунава начала творить чудеса.

Она гладила мрамор, и он просто сыпался из-под её рук, обращаясь в порошок. Ласкающими движениями Дунава высвободила из глыбы девичью головку на лебединой шее и изящные покатые плечи; когда под её ладонями проступила целомудренная грудь, вдохновенная мастерица потупила и отвела взор, точно просила у каменной девы прощения за эту вольность. Лицо она пока не прорабатывала, оставляя его, видимо, напоследок. Складки одежды струились так естественно, что ежели б Смилина не знала точно, что это камень, она бы приняла их за настоящую ткань. У подножия статуи насыпалась уже целая куча мраморного песка, и работницы кузни кинулись помогать художнице, сгребая его и оттаскивая в сторону.

И наконец Дунава положила свои волшебные руки на лицо изваяния, всё ещё спрятанное в толще мрамора. Чуткие пальцы двинулись, и посыпались крупинки… Начал проступать лоб, высокий и гладкий, потом показался гордый изгиб бровей, большие глаза и изящный нос. Быстро-быстро перебирая пальцами, Дунава «лепила» губы, и её собственный рот, в юности пухлый и улыбчивый, а теперь – твёрдый, смелый и дерзкий, задрожал в улыбке. Посуровевшие с годами черты смягчились выражением нежности и обожания. Она прильнула к мраморным губам поцелуем, и в души всех наблюдательниц невольно закралось ожидание ещё одного, ещё более невероятного чуда – оживления статуи. Впрочем, камень остался камнем, пусть и принявшим одухотворённый, сияющий облик белогорской красавицы.