Михаил Смиртюков - Государство — это он

хорошие картины, часто менялись, и студенты валили туда валом. Посещали еще и

Политехнический музей рядом с Лубянкой. Тогда он был одним из самых заметных центров

науки, литературы и искусства. Там организовывались выставки, читались разнообразные

лекции. А главное, что мне запомнилось, – это вечера писателей и поэтов. Помню, однажды

мы пошли с ребятами (нас было человек двадцать) на вечер Маяковского. Пришли, а в кассе

все дешевые билеты проданы. Дорогих осталось немного, но денег у нас на них не хватило.

Стоим перед входной дверью и возмущаемся, что не можем пройти. Минут за десять до

начала открылась дверь, и с улицы вошел Маяковский. Посмотрел на нас и говорит: "Вы чего

шумите?" Ну мы все ему стали кричать, что билетов нет, а мы хотим попасть на вечер. Он

улыбнулся и потом махнул рукой, мол, за мной. И мы действительно всей ватагой пошли за

ним. На контроле он женщине что-то сказал – та ушла в сторону. Мы вошли. Он сказал: "А

теперь по этой лестнице поднимайтесь на балкон и локтями пробивайте себе дорогу". Там

действительно было много народу, но мы пробились. И я должен сказать, что этот вечер

очень большое впечатление произвел. Правда, там были и такие зрители, которые свистели.

Не все поддерживали Маяковского. Но в целом, когда он закончил, его проводили

аплодисментами. Второй раз я слушал Маяковского уже в Большом театре, когда он читал

поэму "Хорошо!". Зал замер, было тихо. Все чувствовали, насколько он мощный, красивый, интересный человек. И когда он кончил, зал взорвался. Я видел Маяковского и на книжных

ярмарках, которые проходили на Никитском бульваре. Весь сквер с обеих сторон был

уставлен палатками и киосками. В определенные часы за прилавки становились многие

писатели и поэты, продавали книги и тут же давали автографы. Маяковский там появлялся

редко. Чаще я видел крестьянского поэта Клюева, Мариенгофа, Асеева. Причем поэты и

писатели вели себя без малейшего чванства. Просто и открыто общались с читателями,

отвечали на вопросы. Весь бульвар бурлил. Интерес к книгам был такой, что люди толпились

там с утра до вечера. Покупали, продавали и до хрипоты обсуждали книги. Помню, попал на

такую импровизированную дискуссию по "Цементу" Гладкова. Сначала несколько студентов

спорить начали, потом вмешался тот, кто продавал. Я часто туда ходил, но все время сам себя

хватал за руку, чтобы не потратить всю стипендию разом. Я все время искал Есенина.

Конечно, его объявили тогда упадническим поэтом, но его лирика мне страшно нравилась.

Ну и, понятно, покупал своего любимого Маяковского.

Фото: РГАКФД/Росинформ / Коммерсантъ

"На Пасху, чтобы молодежь от службы отвлечь, прямо на стену храма показывали кино"

"Мы все с удовольствием соглашались "законтрактоваться""

А чем еще занимались в свободное время студенты?

В выходной день мы ездили на трамвае в парк Тимирязевской академии и там гуляли. Или

шли поплавать. Берега Москвы-реки не были еще забетонированы, и купаться можно было в

любом месте. Зимой по Москве-реке на лыжах катались. Должен признаться, что спорту мы

уделяли куда меньше внимания. В Москве тогда были замечательные катки. К примеру, на

Малой Бронной на Патриарших прудах зимой работал каток, где давали коньки напрокат. Но

мы считали, что нет лучше катка "Динамо" на Петровке, поскольку там был замечательный

буфет. Покатаемся, выпьем по маленькой стопке, закусим, согреемся и снова покатаемся. И

конечно, мы очень любили гулять по Москве. В нашем тогдашнем представлении она была

столицей мира. Мы ходили по Тверской, на Пушкинскую площадь, где светилось огнями

здание "Известий". Гуляли по бульварам. Еще, помню, решили посмотреть на Москву с

купола храма Христа Спасителя. Там смотровая площадка была. Красотища неописуемая.

Воздух чистый был, и вид открывался на многие километры во все стороны. Храм тогда еще

был действующим. В другой раз мы попытались пролезть туда на праздничную службу, но

ничего не вышло. Внутри и у входа стояла тьма народу. Так на Пасху, чтобы молодежь от

службы отвлечь, прямо на стену храма показывали кино. Потом я видел, как его взрывали.

Мне почему-то кажется, что вновь построенный храм отличается от того, прежнего. Тот, как

мне помнится, был пониже и пошире. Его даже называли купчихой толстозадой.