Андрей Имранов - Цитадель души моей

красным выкрасить, но вергов мы вычистим. И это они тоже понимают, по крайней мере,

мне хочется на это надеяться.

Но, с другой стороны, для беспокойства оснований тоже предостаточно. Есть все

основания предполагать, что в местных кланах происходит что-то недоброе – и что? И

ничего. Нет, определенно, это со мной недавно случилось – до Ольштада я бы и

помыслить не посмел по незачищенной территории без смертельной необходимости в

одиночку ходить. А теперь иду себе спокойно и даже на серьезный лад себя настроить не

могу – отмахиваюсь только от увещеваний здравого смысла. Дескать, эта дурная семейка

тут несколько лет шарахалась – то поодиночке, то по двое, так что же – я не пройду, что

ли? Даже когда я заметил затаившуюся за кустами бестию – даже тогда страха не

появилось. Заметил, кстати, только потому, что верг сам мне это позволил. Звук я услышал

шуршащий – тихий-тихий – словно ветерок листья поворошил. Приличный надо опыт

иметь, чтобы все факты интуитивно сопоставить – что ветра сейчас нет, а и когда есть, он

не тем направлением дует; что звук немного другой оттенок имеет: не только листья друг о

друга трутся, но и что-то иное; и что, наконец, с дуги звук идет, а не с прямой.

Сопоставить всё и понять – хвостом кто-то по листьям прелым мазнул слегка – мазнул и

ждет: замечу ли? А вот надо ли замечать? Может, правильней будет ничего не услышать и

мимо пройти? Ладно, была-не была.

- Хграш-та? – спрашиваю я воздух перед собой: «поговорим?»

Кусты слева от дороги раздвигаются, и на обочину выходит верг – крупная, даже немного

полноватая бестия с рваным в клочья левым ухом и старыми, давно зажившими шрамами

на груди – удар пришелся по тавру и оно подновлено уже поверх рубцов. В Испании мы

уже полвека с вергами не воюем, так что это не наша работа. Чекалки, скорее всего. Еще

одну особенность я сразу подмечаю – доспехи. Нет их. Плотные кожаные штаны до

середины бедер с нашитыми поверх медными полосками – и всё. Тоже местная специфика.

Бестии кулаки в качестве оружия не используют – они и сложить-то толком пальцы в кулак

не все могут. И, раз люди здесь вергам не враги, то и брюхо от ударов кулаком им

защищать незачем. Лапы верга пусты и демонстративно повернуты ладонями ко мне, нож

покоится в ножнах, закрепленных у плеча на ремне.

- Кхра хграш-ат, - «Отчего ж не поговорить», - верг скалит зубы в подобии улыбки. Я

выхожу на ту же обочину – к нему – и сажусь на траву лицом к дороге. Верг

присаживается рядом. С минуту мы молчим – будь мы верги разных кланов, мы бы сейчас

друг друга обнюхивали, ну а с людьми у них так – попроще – что меня ничуть не огорчает.

Вот, например, чтобы вольпу почтение засвидетельствовать, обязательно надо было у него

под хвостом понюхать. И ведь нюхали – весьма уважаемые люди нюхали, даже… ладно,

не будем об этом. Теперь это уже история, слава Единому.

- Ты знаешь, что в маленьком людском логове случилось? – спрашиваю я, осторожно

подбирая слова. Вержий язык небогат звуками, поэтому у каждого их сочетания масса

различных смыслов – одно слово частенько имеет добрый десяток значений, иногда

совершенно противоположного смысла.

- Знаю, - кивает верг, - и ты узнаешь.

Я жду с полминуты, и, ничего более не услышав, спрашиваю сам:

- Узнаю?

- Если глаза есть, - ухмыляется верг, - спросишь у них, не у меня.

Понятно. Ничего он мне не скажет, то есть. Я колеблюсь – если он не хочет мне

рассказывать о происшествии на хуторе, то в принципе, спрашивать мне больше нечего.

Хотя…

- Ты людскую самку видел, которая к старой самке ходила?

- Молодую? – Верг фыркает, поднимая правое ухо торчком – левое ухо пытается тоже

подняться, лоскутки его вздрагивают, но бессильно опадают. Мне этот всплеск эмоций

непонятен, я просто жду продолжения – и дожидаюсь:

- Молодую самку? Да, видел. Течная самочка.

Я хлопаю глазами. Может, я что-то напутал и не так понял? Слово-то редкое. Но иных

вариантов толкования у него нет. По крайней мере, я таковых не помню.

- Течная?

- Да.

Это вроде только у двух (или трех) первых поколений вергов был определенный брачный

сезон: осенью у самок начиналась течка, и – по дошедшим до нас сведениям – самцы

становились совсем дурные, причем все сразу. Потом зверобогиня их сообразила, что

негоже разумным существам стабильно терять мозги в одно и то же время года – очень это