Брюс Кэмерон - Путешествие хорошего пса

К концу дня мой живот был таким полным, и я так устал, что когда люди наклонялись

поговорить со мной и поцеловать меня, я мог только вилять хвостом. Меня передали Ханне, и я стал лизать ее лицо, слизывая что-то сладкое у нее с губ.

– Прощай, Макс, ты такой сладенький песик, – сказала мне Ханна. – Такой хороший, хороший пес.

Мне нравилось слышать эти слова из уст Ханны.

Зимой Сиджей могла совершать уже более длинные прогулки и стала ходить быстрее. Трент

по прежнему каждый день садился рядом с ней и играл с резиновым мячиком, который

издавал шипящие звуки. Но ни разу ему не пришло в голову бросить мячик мне, этого я никак

не пойму.

– Давление хорошее, – обычно говорил он. В этом случае слово «хорошее» не имело

никакого отношения к собаке. – Ты принимаешь аминокислоты?

– Меня уже тошнит от этой низкобелковой диеты. Хочу гамбургер! – сказала ему Сиджей.

В этом году у нас не было Дня Благодарения, хотя однажды все здание пропахло его

запахами. Трент и Сиджей оставили меня дома на несколько часов одного, а когда вернулись, их одежда и руки восхитительно пахли Днем Благодарения. Я подозрительно их обнюхал.

Возможно ли, чтобы у людей был День Благодарения, а у их собаки – нет? По-моему, маловероятно.

Зато у нас было Рождество. Трент водрузил в гостиной штуковину, которая пахла моим

жестким ковриком с балкона, и развесил на ней кошачьи игрушки. Когда мы стали вскрывать

обернутые бумагой коробки, в моей оказалась резиновая игрушка.

После Рождества несколько раз в неделю Сиджей стала оставлять меня днем одного дома,

но, когда она возвращалась, никакими собаками от нее не пахло, так что я был уверен –

без меня с другими собаками она не гуляла.

– Как сегодня прошли занятия? – часто спрашивал Трент.

По-моему, ей нравилось оставлять меня одного. Абсурдно, да? Я считаю, что от отсутствия

собаки рядом, люди, наоборот, должны печалиться.

И все же порой Сиджей чувствовала себя очень слабой и уставшей.

– Смотри, как отекло мое лицо! – жаловалась она Тренту.

– Может, нам поговорить с врачом, чтобы он увеличил дозу диуретиков?

– Я и так провожу все время в туалете, – с горечью ответила Сиджей. Я ткнулся ей в руку, но она не испытала от нашего контакта такого же удовольствия, как я. Мне очень хотелось, чтобы каждый раз, когда мы прикасались друг к другу, она была счастлива, как и я, но люди

более сложные существа, чем собаки. Мы всегда любим их, а они иногда на нас злятся, как, например, когда я сгрыз печальные туфли.

Однажды моя девочка загрустила: она сидела возле окна в гостиной, а я лежал у нее

на коленях, и она плакала. И тут домой пришел Трент.

– Что случилось? – спросил он.

Она снова расплакалась.

– Это из-за моих почек, – объяснила она. – Врачи сказали, что мне слишком опасно иметь

детей.

Трент обвил ее руками, и они обнялись. Я совал нос между ними, чтобы они меня

погладили. Трент тоже был печален.

– Мы можем усыновить. Макса же мы усыновили, правда? И смотри, как хорошо у нас все

складывается.

Я завилял хвостом, услышав свое имя.

– Всего на свете не исправишь, Трент! Я все испортила. И это цена, которую мы должны

заплатить. Не нужно меня убеждать, что все хорошо.

Сиджей поднялась, скинув меня на пол, и пошла прочь. А я пошел за ней по пятам, но когда

мы дошли до конца коридора, она закрыла дверь прямо перед моим носом. Спустя минуту я

развернулся, подошел к Тренту и запрыгнул к нему на колени – хотел, чтобы он меня

успокоил.

Люди иногда злятся друг на друга, и туфли здесь не причем. Собаке этого не понять, однако

любовь между моей девочкой и ее спутником жизни Трентом я понимал хорошо.

Они проводили очень много времени, обнимая друг друга на диване, или в постели, и часто

сидели так близко, что их головы почти касались.

– Ты любовь всей моей жизни, Сиджей, – часто говорил Трент.

– Я тоже люблю тебя, Трент, – отвечала Сиджей.

В такие моменты я начинал ерзать от счастья.

Хотя я обожал свой свитер, мне больше нравилось то время года, когда воздух становился

горячим и влажным. В тот год, впрочем, Сиджей часто сидела на балконе, укутавшись в одеяло, и от того, как она прижимала меня к себе, я сделал вывод, что ей холодно. Я чувствовал, как она угасает, теряет силы.

Женщина по имени миссис Уоррен часто выходила на соседний балкон поиграть со своими

растениями.

– Привет, миссис Уоррен, – говорила Сиджей.