Брюс Кэмерон - Путешествие хорошего пса

Дома мне дали специальное угощение из мяса и сыра, потом я почувствовал сонливость

и пошел на свое любимое местечко в гостиной, где сразу же провалился в глубокий сон.

Тем летом я поджимал заднюю лапу и опирался на остальные три, так мне было легче.

Я обожал заходить в пруд: ощущение прохладной воды было просто замечательным, и мне

не приходилось держать вес своего тела на лапах. Приехала Рэчел и её дети, к нам в гости

частенько заходили дети Синди, и все их внимание доставалось мне, словно я вновь стал

щенком. Особенно мне нравилось лежать на земле, пока две маленькие дочки Синди вплетали

ленточки в мою шерсть; прикосновение их ручек успокаивало. Потом я эти ленточки съедал.

Ханна давала мне много вкусных угощений, и я часто спал. Я понимал, что старею, потому

что мои мышцы иногда деревенели, а зрение немного затуманилось, но я был счастлив.

Я обожал запах опавших скрученных листьев и сухое благоухание цветов Ханны, которые

к осени стали очень ломкими.

– Малыш опять гоняет кроликов, – однажды сквозь сон донеслись слова Ханны. Услышав

свое имя, я проснулся, не сразу поняв, где нахожусь. Я видел очень яркий сон про Клэрити, как она упала с пристани, а Итан стоял там по колено в воде.

– Хороший пес, – сказал он мне, и я почувствовал его радость от того, что я присматривал

за Клэрити. Когда в следующий раз она приедет на Ферму, я снова буду за ней присматривать.

Итан хотел бы этого.

Запах Итана постепенно покидал Ферму, однако в некоторых местах я по-прежнему

чувствовал его присутствие. Иногда я заходил в его спальню, и мне казалось, что он еще здесь, спит или сидит в кресле-качалке и смотрит на меня. А иногда я вспоминал Клэрити, как она

называла меня «Маыш». И хотя я понимал, что Глория, как мать, вероятно, хорошо заботится

о своем ребенке, я всегда чувствовал тревогу, думая о ней. Надеюсь, малышка скоро вернется

на Ферму, и я удостоверюсь, что с ней все в порядке.

Наступили холода, я все реже и реже выходил из дома. Для своих личных дел я выбирал

ближайшее дерево и старался управиться побыстрее: приходилось присаживаться,

так как нормально поднимать ногу я уже не мог. Даже если шел дождь, Ханна всегда выходила

и стояла рядом со мной.

Снег этой зимой я встретил с восторгом. Он держал вес моего тела совсем как вода, только

был холоднее, и это мне нравилось даже больше. Я заходил в снег, закрывал глаза, и мне было

так хорошо и комфортно, что я вполне мог заснуть.

Ужасный привкус во рту преследовал меня постоянно, хотя иногда он становился сильнее,

а иногда я просто про него забывал. Нога болела; случались дни, когда я вскакивал ото сна, пронзенный вспышкой резкой боли.

Однажды я встал, чтобы взглянуть на тающий снаружи снег, однако играть на улице мне

совершенно не захотелось, хотя я обожал молоденькую травку, которая пробивалась сквозь

мокрую вязкую землю. Ханна посмотрела на меня.

– Хорошо, Малыш, хорошо, – сказала она.

В тот день все дети пришли меня проведать, они гладили меня и разговаривали со мной.

Я лежал на полу и стонал от удовольствия, ведь мне досталось все их внимание. Кто-то

из детей был печален, кому-то, по-моему, было скучно, но все они сидели со мной на полу, пока не настало время им уходить.

– Малыш, ты хороший пес.

– Я буду сильно скучать по тебе, Малыш.

– Я люблю тебя, Малыш.

Я вилял хвостом каждый раз, когда кто-то из них произносил мое имя.

Той ночью я не спал с Ханной в ее кровати. Я провел сладкую ночь на своем местечке, на полу в гостиной, вспоминая нежные прикосновения детей.

На следующее утро я проснулся, когда солнце только начинало освещать небосвод.

Мне пришлось собрать все силы, чтобы подняться, и потом я проковылял в спальню к кровати

Ханны. Я разбудил ее своим тяжелым дыханием, когда положил голову ей на одеяло.

Я чувствовал тяжелую боль в животе и горле, а в ноге тупо пульсировало.

Не зная, как объяснить ей, что мне нужно, я пристально смотрел в ее глаза. Я был уверен, что эта удивительная женщина, спутница жизни Итана, в которой было столько любви для нас

обоих, не подведет меня.

– Малыш… Пора, да? – печально сказала она. – Хорошо, Малыш, хорошо.

Когда мы вышли из дома, я доковылял до дерева, чтобы сделать свои дела.

Напоследок я окинул Ферму взглядом. В лучах восходящего солнца вся она была цвета

апельсинов и золота. С листочков капала вода, от которой пахло холодом и чистотой. Влажная