Геннадий Авласенко: Унесенные временем

— Забирай аппарат, Петрович! — сказал он. — Покопаешься, покумека­ешь. глядишь, и сообразишь, как эту заморскую диковинку к нашему клима­ту приспособить. Или хотя бы на детали разберешь — и то хлеб!

Отец, разумеется, отказываться не стал, и уже к вечеру того же дня непо­нятную конструкцию доставили ему по месту жительства. А точнее, в старый сарай возле избы, в котором отец еще задолго до этого устроил что-то вроде мастерской на дому.

Он не только очистил просторный этот сарай от накопившегося в нем за долгие десятилетия хлама, не только провел туда электричество, но и уста­новил в сарае верстак, наковальню и несколько металлообрабатывающих станков. Еще в сарае имелись стол, табурет, шкаф для инструментов и даже старый диван для отдыха.

Обо всем этом Санька знала и ранее, как и о том, что, приходя с работы, отец еще несколько часов продолжал возиться в своей сарайной мастерской, выполняя многочисленные заказы односельчан. Платы с них он, разумеется, не брал по-прежнему (что людей немало смущало), но папины клиенты все же нашли выход из щекотливой сей ситуации. Деньги, тайком от папы, они вручали Санькиной маме, и та не отказывалась, тем более что при их небога­том семейном бюджете финансовая прибавка эта была никак не лишней.

Все это Санька знала и раньше, а вот об агрегате этом непонятном услы­шала впервые. Но если верить словам матери (а не верить им у Саньки не было никаких оснований), именно с появлением этого аппарата и начались у них в семье первые неурядицы. Проблемы, то есть.

Началось с того, что отец стал разговаривать во сне. Причем нес какую-то несвязную белиберду, чепуху какую-то нес, такую, что мать, пробудившись от этих бессвязных его возгласов, могла разобрать лишь отдельные понятные слова. Да и то не всегда.

Бывало, что отец бредил по-иностранному, причем странно мешая в бессвязной своей речи английские, французские и даже латинские слова и выражения. А потом и вовсе переходил на что-то восточное: то ли китайский, то ли японский язык. Впрочем, проснувшись, папа ничего из своих ночных разговоров, естественно, не помнил и очень удивлялся, когда мама ему о них сообщала.

— А может, я и вправду иностранный шпион? — то ли в шутку, то ли все­рьез высказывал он предположение. — Я ведь своего прошлого совершенно не помню, так что все может быть.

— Конечно, шпион! — смеялась мама. — И я сегодня же сообщу о тебе куда следует!

Внешне-то она смеялась, а вот в душе.

Нет, шпионскую версию мама отвергла сразу. но ведь и в самом деле должно же быть у ее мужа хоть какое прошлое! А что, если эти сны знамену­ют не что иное, как постепенное восстановление памяти?

Мама и сама не знала: радоваться ей этому восстановлению или, наобо­рот, всячески его опасаться. Она любила папу, и папа ее тоже очень любил (а маленькую Саньку он любил, кажется, еще больше). а что будет, когда папа наконец-таки все-все вспомнит?

И где гарантия, что в той, прошлой своей жизни отец Саньки не был женат? И что у него там не осталось детей, которых он тоже очень любил когда-то?

А отец Саньки и действительно стал что-то припоминать из своего про­шлого, хоть маме об этом ничего не рассказывал. И она его об этом никогда не расспрашивала.

Она просто замечала.

Замечала, как изменился муж с тех пор, как в сарае у них появился зага­дочный этот агрегат. И если раньше он часами пропадал в сарае, ремонтируя и заново собирая все, что приносили ему сельчане, то сейчас все помыслы отца Саньки были связаны лишь с найденной «кабиной».

Дальше — больше! Он даже с работы стал приходить пораньше, чтобы побольше времени проводить в своей мастерской. И если раньше отец, несмотря на всю свою занятость, все же уделял достаточно внимания маленькой дочурке, читая ей по вечерам сказки или участвуя в детских играх, то сейчас он Саньки почти не видел. Временами даже ночевал в сарае, благо, лето на дворе стояло и ночи были довольно-таки теплые, осо­бенно для начала августа.

И то ли что-то не ладилось у отца с этим аппаратом, то ли другое что его тяготило, только в эти душные августовские дни отец Саньки стал очень нервным и раздражался по каждому буквально пустяку. Правда, почти сразу же жалел об очередной своей вспышке и переживал по этому поводу.

И мама тоже переживала, хоть и старалась этого не показывать.

А однажды случилось вот что.

Мама зашла в сарай в то время, когда отца там не было, он уехал в рай­центр за какими-то срочно необходимыми ему радиодеталями. Просто так зашла, без всякого умысла.