Unknown - i_edd121bab8ce385e

Фло было так непривычно видеть Ансельма таким. Но она совершенно не понимала, что происходит, и поэтому пока решила не вмешиваться.

Они, не сговариваясь, перестали общаться. Не обмолвились ни словом до самого вечера. И вот уже ночь была за окном, а Ансельм все не собирался домой.

Фредерик вернулся из своих одному ему известных блужданий. Призрак тоже был не в духе. И на друга не смотрел. Флоренс просто воротило от мысли, что любовь была в Поднебесье настолько не в почете, что могла вот так разделить лучших друзей.

Или что тогда происходило сейчас между ними всеми?

– Тебе пора, – сдержанно бросил нетронутому призрак.

– Я никуда не уйду, – ответил Ансельм.

Его лицо приобрело сероватый оттенок. Никогда ранее он не выглядел таким изможденным и усталым. Даже, пронзенный бирюзовыми стрелами.

Гемма, пребывая от всего в легком замешательстве, произнесла:

– Хорошо. Ложись в моей комнате, а я лягу с Флоренс.

Фло тут же воскликнула:

– Увольте!

Воспоминания о сновидении яркой вспышкой промелькнули перед глазами, заставив девушку покраснеть.

– Пусть спит на полу с гномами, – предложила Фло. – У печи тепло.

Фредерик резко поднялся на ноги и, недовольно качая головой, выскочил из дома.

– Почему никто не рад? – спросила Флоренс. – Почему никто не рад тому, что Ансельм влюбился?

Гемма отвернулась. Иногда девушка желала, чтобы волшебница одевалась посовременнее. Потому что в своих платьях с завышенной талией, с нежно струящимся до полу подолом она выглядела такой хрупкой и беззащитной, что сердце щемило.

Нарушая сложившуюся за день традицию, Ансельм заговорил, опустив тяжелый взгляд в стол:

– У меня не просто так нет глаз. Не было глаз, – поправился он.

– Да, ты говорил, чтобы не зазнаться и так далее, – тут же ответила ему Флоренс, радуясь, не знай как, что нетронутый заговорил с ней. А говорил он именно с ней. Потому что остальные, видимо, понимали, в чем дело.

– Не только для этого, – произнес Ансельм. – У нас нет глаз, а у блаженных и того больше, чтобы не привязываться к этому миру. Мы привязываемся через органы чувств. Ты этого не знаешь, но у нас почти не работает обоняние, и мы не ощущаем запахов. Все с той же целью. Потому что любить можно, только не привязываясь.

– Но ты же помнишь, как это делать? Не привязываться.

– Не помню, – покачал головой Ансельм. – Я увязаю в Гемме. Это губительно для всех нас. Вспомни себя! Разве это легко?

Фло подумала о своем сне. Подумала о том, как не могла остановиться. Она, как никто, понимала его.

– Но ты же Ансельм! – все же произнесла девушка. – Ты нетронутый.

– Я не знаю, так ли это. – Мужчина посмотрел на Флоренс. В его прекрасных глазах стояла мука. – Но я точно знаю, что я теперь не тот, кем должен быть.

Флоренс фыркнула:

– Поднебесье: тысяча и один способ любить неправильно.

В этот момент все ощутили явственный призыв – призыв к Чаше.

На лицах отразилась одна общая эмоция: «Только не сейчас! Только не это!».

– Не пойти я не могу, – поднялся на ноги Ансельм.

– Мы вместе. Никто не посмеет нас обидеть, – решительно сказала Флоренс, подавая Гемме меховую накидку.

– Я с вами, – появился на пороге Фредерик.

– Разве ты пропустишь такое веселье, – рассмеялась девушка.

Ансельм, тяжело опустив голову, двинулся мимо всех и вышел во двор.

Гемма проводила его взволнованным взглядом.

– Вместе, – набрав воздуха в легкие, повторила волшебница и пошла вслед за нетронутым.

– Цветы не есть! – уходя, бросила Флоренс гномам, которые, забравшись на табуретки, уже тянули свои маленькие пухленькие ручонки к вазе.

Флоренс уже привыкла, что каждый раз, когда они шли к Равновесной Чаше, все Поднебесье настраивалось против них. Она ли была тому причиной, или появившийся призрак Фредерика, или прозревший Ансельм… Девушке, если честно, было уже все равно. Ничего другого она не ожидала. В этом мире царили свои жестокие законы, и тех, кто отличался от толпы, не любили и боялись, как и в любом другом из миров.

В этот раз, когда три с половиной волшебника спешили по тропе, птицы оглашенно кричали:

– Гемма! Гемма! Гемма!

Да, волшебница для всех сейчас являла первостепенную опасность.

Одинокий писк «Фредерик» потонул в гуле этого крика.

Когда друзья вышли на поляну, Гемма инстинктивно схватила Флоренс за руку. Волшебница знала, что девушка единственная из них не испытывала угрызений совести. Девушка была единственной, кто могла прямо смотреть остальным в глаза. Гордо и дерзко. Что бы ни случилось.