Камиль Зиганшин - Скитники

Боголюбивые скитники строго соблюдали посты, учили и воспитывали детей в беспрекословном послушании, без своенравия, смиренной любви ко всему живому. Свободное от молитв время без устали трудились: кроме заготовки съестных припасов занимались тем, что ладили домашнюю утварь, выделывали кожи, кроили и шили из них одежды, занимались рукоделием, кололи дрова, ремонтировали или достраивали скит.

В пору редких посещений уездного городка, отстоявшего от них на две сотни верст, они с грустью отмечали там пьянство, слышали речь, обильно испоганенную словами постыдными. Все увиденное еще больше укрепляло их веру в то, что обособленность разумна, а соблюдаемое ими вероисповедание единственно праведное.

Так прожили они без малого тринадцать лет и полюбили угрюмую байкальскую тайгу и окружавшие их горы, как отчий дом. Щедро поливаемая потом земля в ответ благодарно кормила их.

Правда, однажды случилось несчастье, наделавшее немало убытку и беспокойства. В горах прошли обильные дожди, и до скита докатился паводок невиданной силы. Ревущий поток, несший на себе коряги, валежины, камни, подмывал, цепляющиеся изо всех сил плетями корней за берег, деревья. Корни от натуги с треском лопались. Зеленые великаны, склоняясь все ниже и ниже, в конце концов, разрывая сердца предсмертным стоном, с плеском рушились в ослепшую в необъяснимом гневе воду.

Наводнение унесло баню, но больше всего огорчило то, что смыло часть пашни с уже налившимися колосьями ржи. Однако эти потери, в сравнении с последовавшими через два года событиями, показались пустячными…

Налетела беда на скит нежданно-негаданно. Удалой люд разведал в окрестных горах на галечных косах студеных речушек богатые россыпи золота, и тихий, благодатный край в однолетье охватила золотая лихорадка*.

Потянулся сюда разношерстный лихой люд. Кто мыть золото, кто скупать, кто, собравшись в ватаги, грабить и тех и других. По ручьям росли, как грибы после дождя, стихийные поселения. Следом для проведения описи и сбора налогов пришли и государевы чины. Неспокойно стало в дремавшей прежде округе.

Добрались казаки в начале апреля, по прелому снегу перед Пасхой и до скита.

- Отворяй ворота, ревизия, по приказу генерал-губернатора, - зычно проревел подъехавший на санях в новехоньком мундире, перетянутом скрипучими ремнями, молодой есаул.

За ограду вышли Маркел, Никодим и трое из братии.

- Ты уж прости, чуж-человек. К нам в скит не можно. Мы с миром дел не имеем. Над нами одна власть - Божья! - степенно и твердо заявил Маркел.

- Я тебе покажу, чертова образина, “не можно”! - заорал разъярившийся чин и приставил остро заточенную саблю к шее ослушника. - Бунтовать вздумал? Прочь с дороги! На каторгу захотел?

Стоявший сбоку Колода, детина медвежьей силы, не стерпев прилюдного оскорбления наставника, так хватил увесистым кулаком обидчика по голове, что свернул тому шею. Есаул рухнул на снег замертво. Перепуганные казаки подхватили тело начальника и повернули обратно.

- Еще пожалеете, двоеперстцы треклятые, отродье недобитое, - прокричал один из них, удаляясь.

Маркел, осознав весь ужас и нелепость происшедшего, наградил Колоду полновесным подзатыльником. Верзила воспринял внушение как должное, не посмев даже рта открыть.

Никто не заметил, как во время этой стычки с дальних грузовых саней скатился на снег и заполз под разлапистую ель связанный мужик. Когда ржание коней и гиканье казаков стихли, беглец несмело подал голос:

- Эй! Почтенные!

Все еще топтавшиеся у ворот скитники невольно вздрогнули:

- Спаси Исусе и помилуй! Кто здесь? - прогудел Колода.

- Лешак я - казачий пленник. Развяжите, благодетели!

Колода с Никодимом опасливо приблизились и, перекрестившись, сняли путы с рук лежащего.

Со снега поднялся крепкотелый, простоватый с виду мужик, в вонючем коричневом зипуне, в грязных чунях и онучах**. Весь квадратный с короткими, словно обрубленными, руками, с торчащими, черными от въевшейся грязи пальцами. На загорелый лоб из-под плотно надетой шапки выбивались немытые вихры густых темно-рыжих волос. Взъерошенная бородища, медно поблескивая в лучах заходящего солнца, укрывала широкую грудь. Из-под мохнатых бровей хитровато бурили скитников прищуренные глазенки. Судя по повадкам, человек бывалый и ухватистый.

- Воистину лешак! Кто таков и откель будешь?

- Вольный я человек, без роду и племени. В старателях счастья пытаю.

- И давно промышляешь?