Кэт Кроули: Лунное граффити

— Отношения должны быть на пользу — вот все, что я могу посоветовать. Мне необходимо пи­сать. Твоему папе тоже. — Мама пожимает плеча­ми. — Ты же знаешь, как мы ругаемся, если не на­ходим для этого времени. Но мы любим тебя. Это ты понимаешь, Люс?

— Это я понимаю. — Я много чего не пони­маю, но это понимала всегда. — А остальное все равно непонятно.

— За семью Дервишей, — провозглашает мама, снова поднимая чашку кофе. — Замечательную и немножечко непонятную.

Видимо, здесь как с искусством. То, что я виде­ла в маме с папой, больше говорило обо мне, чем о них. Я смотрю, как они болтают и смеются, — кто сказал, что их романтическая история закон­чилась? Да нет же. Просто она перебралась в са­рай. От такого поворота меня разбирает смех.

— Может, разведете огонь в походной плитке и сделаете мне оладьи?

— Волшебно, — улыбается мама.

Снимаю браслет и отдаю папе:

— Пусть принесет удачу новому номеру. Хотя надо сказать, после сегодняшней ночи я сильно со­мневаюсь в свойствах этого браслета.

Папа готовит оладьи. Мой мобильник начина­ет гудеть и вибрировать. Это Ал. «Тень здесь. Пря­мо сейчас». Представляю Эда за работой и наде­юсь, что рисунок не будет похож на те, что мы ви­дели в городе. Но даже если теперь, благодаря Бет, там есть надежда, маленький уголок стены все еще остается за мной. Уголок, на котором мне якобы важно, что он не умеет читать, что он без гроша, что у него нет работы. Не хочу, чтоб он рисовал меня такой.

Напяливаю шлем, хватаю велосипед.

— Я скоро вернусь.

— Где пожар, Люси Дервиш? — кричит папа.

Внутри. Огонь — это я. Огня во мне достаточ­но, не грех поделиться с Эдом. Я выезжаю в тот момент, когда темное небо светлеет и загорается алым. Я осталась должна Эду пару слов. Для тебя. Это важно для тебя.

Я мчусь по Роуз-драйв, где мусоровозы забира­ют мусорные баки, и в воздухе плывет запах жас­мина от парфюмированных мешков. Одурманен­ные им дома грузно опираются на сплетенные кроны деревьев. Только бы успеть. Ну пожалуйста. Только бы мне успеть к Эду прежде, чем ночь офи­циально кончится, прежде, чем появится уголок стены, где я его недооцениваю.

Созвездия заводских огней блекнут. На гори­зонте встает город: серые здания, устремленные ввысь. Я люблю это место при свете дня не мень­ше, чем ночью. Люблю груды ящиков в корабель­ных доках и старые постройки. Люблю улицу Ала, где собраны всевозможные ремесла. Люблю, что среди этой неразберихи мастерская Ала и граффи­ти Тени всегда застают меня врасплох. На верши­не холма я убираю руки с тормозов и лечу вперед.

Я стремительно распыляю небо. То и дело ози­раюсь. Краска течет по стене, и все, что кроется в моей голове, перетекает из баллончика на кирпич. Смотри, Люси. Смотри, это мы с тобой, выпущен­ные на стену. Смотри, мы такие огромные, что раз­минуться невозможно, когда бы ты ни приехала.

Со ступенек мастерской босс Люси следит за моими действиями и шлет эсэмэску. То и дело оборачиваюсь, не едет ли она, но вижу пока толь­ко его.

Закончив, я отхожу подальше, оценить картину целиком, и понимаю, что это лучшая из всех мо­их стен. За спиной кто-то прихлебывает. Обора­чиваюсь, и старикан протягивает мне кофе.

— Хорошие у тебя работы, — говорит он. — Тень, правильно?

— Правильно. Вообще-то меня Эдом зовут.

— Ал.

Мы жмем друг другу руки.

— Не похоже на остальные рисунки, — кивает он на стену.

— Меняю стиль.

— Мне нравится.

— Ваши работы мне тоже нравятся. Потолоч­ные цветы. Я сначала думал, это фанфары, но Лю­си мне объяснила. Вы послали ей эсэмэску?

На долю секунды в его глазах мелькает удив­ление.

— Даже несколько. — Он снова отправляет со­общение. — Думаю, она появится с минуты на ми­нуту. Рано ты сегодня вышел на работу.

— Я еще не ложился. Вообще-то я работаю по ночам.

— А я всегда спозаранку приступаю. Стекло лучше всего делать на рассвете. В другое время су­ток таких чистых красок не бывает.

Теперь я понимаю, почему Люси так тепло го­ворит об Але. Он напоминает мне Берта. Я рас­спрашиваю про университет, о котором она рас­сказывала, признаюсь, что с чтением у меня не очень, а он в ответ говорит, что в университетах предусмотрена помощь на такие случаи.

— Можно ходатайствовать о назначении секре­таря — того, кто будет излагать твои мысли пись­менно. Ты никогда так не пробовал?