— Чуете? — ликует Джезз. — Погода меняется.
— Слава Богу, — отзывается Дэйзи. — До смерти надоело потеть.
Я вытягиваю руки вверх, всей кожей ощущаю перемены. Под конец не бывает грома и молний. Только легкий бриз. Я чувствую себя как «Ника Самофракийская, крылатая богиня победы», которую показывала мне миссис Джей. Мраморная статуя хранится в Париже, в Лувре. Ей снесло голову, но вид у нее все равно торжествующий. Полуангел, получеловек с широко распростертыми крыльями.
Поворачиваюсь к Джезз и решительно заявляю:
— Я поцелую Эда.
Джезз улыбается.
Фургон тормозит, из него выпрыгивают Лео и Дилан. Лео идет к Джезз. Он расплывается в улыбке, и в этой улыбке то, чего раньше я не видела: Джезз ему нравится. Она сурово наставляет на него палец:
— Я не встречаюсь с уголовниками.
Смотрю, как он берет одну из бесчисленных косичек и медленно наматывает на палец.
— Не пойду я в уголовники. Пора взрослеть.
Я открываю заднюю дверь фургона, и во мне снова «дзынь» наоборот:
— Здесь пусто.
— Так мы же решили не грабить школу, — не переставая накручивать косичку на палец, говорит Лео.
— А где Эд?
Рука Лео замирает, он поворачивается ко мне. И я без слов понимаю, что Эд сейчас с Бет.
— Тем лучше для него.
Сажусь на бордюр.
— Тем лучше для него.
Ложусь на тротуар.
— Тем лучше для него.
Джезз ложится рядом.
— Я смотрю на звезды, — предупреждаю я.
— Ты хочешь уменьшиться, чтобы твои проблемы потеряли всякое значение?
— Не-а. Смотрю, потому что сейчас небо не застилает смог. Мне нужно, чтобы ярко светили звезды.
— Нервы сдают, да?
— Мне грустно. Зато теперь я знаю правду про Тень. Почти уверена, что знаю правду про родителей. Или буду знать, когда утром спрошу у них про развод.
— Извини, что ввязала тебя в сегодняшнюю историю. Я бесцеремонная подруга. Вечно норовлю высказаться о твоих маме и папе, а сама даже не знаю их толком.
— Как ни странно, ты права: реальность — лучше. Правда — лучше. Больнее, но лучше.
— Как она? — спрашивает Лео.
— Все в порядке, — отвечает Джезз. — Иди сюда, на тротуаре всем места хватит. Мы проверяем, все ли звезды на месте.
Теперь мы лежим бок о бок и слушаем, как Дилан и Дэйзи выясняют отношения.
— Прости, что я швырял в тебя яйца на твой день рождения.
— Ты лучше число запиши, чтоб не забыть на следующий год.
— Ладно. А какое вчера было число?
И мы хором кричим:
— Девятнадцатое октября!
— То есть мы будем вместе и в следующем году? — веселеет Дилан.
— Надежда есть. Но врать мне больше не смей.
— Хорошо, мне нельзя врать, а тебе нельзя обзывать меня придурком.
— Логично.
Дилан достает из кармана клочок бумаги и читает вслух.
— Если б мое чувство к тебе было толпой футбольных фанатов, ты оглохла бы от дикого рева. Если б мое чувство к тебе было боксером, то соперник лежал бы на ринге мертвым. Если б мое чувство к тебе было сладостями, в двадцать ты бы стала беззубой. Если б мое чувство к тебе было деньгами, ты гребла бы их лопатой.
— Это не твои стихи, так? — спрашивает Дэйзи.
— Мысли мои. Лео только придал им форму.
— Сойдет, — говорит Дэйзи и засовывает листочек в карман.
Полежав еще немного, я встаю и иду за велосипедом. Ему порядком досталось, но ехать можно. Отматываю от руля шлем. Надеваю. Медленно, ощущая кожей прохладный ветер, качу по улицам. Эффект темного стекла скоро пройдет, начнет светать. Птицы шумно хозяйничают в мире, принадлежащем пока только им. И мне. Я петляю из стороны в сторону. Прошедшая ночь не будет для меня ночью, когда меня бросили ради Бет. Или ночью, когда я чуть не поцеловала Тень. Это ночь-приключение. Начало чего-то настоящего.

5:30
Уже
Она говорит что прощает
Она говорит так и быть в этот раз
Она говорит поцелуй же меня что ты
медлишь
Она говорит поиграй косичками
Она говорит я для того их и заплетала
Она говорит здорово что веет прохладой
Я говорю до завтра
Она глядит на часы и говорит
Уже завтра

Птицы кружат над нашими головами. Я беру Бет за руку. Она перестает шептать мне на ухо, понимая, как и я, что все кончено. Что я пришел извиниться и расстаться по-настоящему. Я не могу быть с ней, раз думаю о Люси.
Читать дальше