Кэт Кроули - Лунное граффити

— У тебя есть чувство юмора, а у глупых его не бывает. Папа говорит, что рассмешить людей сложнее, чем довести до слез.

— Конечно. Чтоб довести до слез, надо лишь звездануть хорошенько.

— В том-то и дело.

— Слушай, может, я бывал на выступлениях твоего отца?

— Вряд ли. Если только ты не завсегдатай ноч­ных клубов, где проводят вечера в формате «сво­бодный микрофон». — Я смотрю на его старые джинсы, на рабочие ботинки с металлической вставкой, вспоминаю, как Эд с другими «сачками» пропускал школу. — Или ты как раз тамошний завсегдатай?

— Я рано ложусь. Магазин открывается к семи тридцати, когда рабочие приезжают за материала­ми и поставщики доставляют товар. Берт раньше половины девятого обычно не приходил, так что вся ответственность лежала на мне. — Он похло­пывает руками по блокноту. — И я ни разу не опоздал, — прибавляет он вполголоса, словно го­ворит не со мной.

Я помалкиваю. Мы стоим у забора, глядя по сторонам.

— Который час? — спрашивает Эд.

— Половина первого.

Все так, как он описывал: ночь редеет. Несколь­ко человек на трамвайной остановке, случайные такси. Эд и я.

— А родителей Бет не волнует, что вы так позд­но встречаетесь? Вернее, так рано?

— Знаешь, я не звоню в парадную дверь, — хмыкает он. — В глубине сада у нас есть свой уго­лок. За густой листвой его из дома не видно. Толь­ко и надо, что перемахнуть через забор в том ме­сте, где она меня ждет.

— Как романтично.

— Ну да, пока ее отец нас не застукает. Пути отступления я продумал, так что никто не по­страдает.

— Кроме Бет, — возражаю я. — Ты, понятное дело, сиганешь через забор, но она-то останется.

— Бет может за себя постоять.

При мысли, как он махнет через забор, я вспо­минаю, что ему скоро уходить, и теперь гадаю, когда наступит неловкое молчание. Пусть идет, ес­ли хочет, мне все равно. Чтобы показать это, я рас­хаживаю из стороны в сторону.

— Браслет, которым ты все время щелкаешь, — от парня? — неожиданно спрашивает Эд.

— Точно. От парня. — Я щелкаю опять. — Это папин талисман. Всем, кто его надевает, везет.

— Да? А если талисман у тебя, как же его удача?

Представляю папу на шезлонге у сарая.

— С удачей у него все в порядке. Знаешь, ты иди. Если хочешь.

— Ты уже говорила. А если я не хочу уходить?

От фаст-фуда, торгующего навынос, струится атласный от жара воздух; наверное, его даже мож­но потрогать. Я сосредотачиваюсь на этой мысли, чтоб не смотреть на Эда. Сказать: «Я не против, оставайся» — язык не поворачивается, поэтому я спрашиваю:

— Как ты думаешь, где сейчас Тень?

— Ждет, когда ты придешь и у вас с ним бу­дет. — По голосу слышно, как он ухмыляется.

Я сажусь за руль и говорю:

— К твоему сведению, я ищу не Санту и не зубную фею! Тень существует. Я не утверждаю, что понравлюсь ему, но мне нужно встретить пар­ня, хотя бы одного парня, который считает, что ис­кусство — это классно. Я что, много прошу? Чтоб человек рисовал, разговаривал и имел мозги?

Эд отвечает привычной игрой бровей.

— Что ты этим хочешь сказать?

— Ты будешь считать его таким до тех пор, по­ка не встретишь. А потом он превратится в само­го обыкновенного парня. Кстати, парней с мозга­ми не так уж мало.

— Приготовьтесь лучше, мистер. Что-то мне подсказывает, что вас ждет пробежка.

— Не-а. Больше я за тобой не бегаю. — Он са­дится на багажник, отталкивается одной ногой. — Теперь жми на педали. Давай! До сих пор мы все делали не так.

Разгоняясь все больше и больше, мы летим по улочкам. Эд кладет мне руки на плечи, и по телу бежит «дзынь», в ушах шумит, и свет фары на до­роге отливает перламутром. Вспоминаю, как мис­сис Джей показывала нам фотографии Билла Хен­сона: подростки в ночи. Я смотрела на них, удив­ляясь, что кто-то понял, кто-то смог передать, как мерцает в темноте обнаженное тело.

— Между прочим, — говорит Эд, — я считаю, что искусство — это классно.

Я держу Люси за плечи, хотя от одного при­косновения к ее коже по рукам бежит огонь. Ну и пусть. Дорога несется под колесами, с той же скоростью в голове несутся мысли. Они бегут от головы к рукам, и потом руки будут похлопывать, до тех пор, пока я не вытащу мысли наружу — в рисунки.

— Я считаю, что искусство — это классно.

Это мысль первая.

Мысль вторая — о моих планах махнуть через забор, если б нас с Бет застукали в саду. Я веселел, зная, что объяснения с ее отцом мне не грозят. Я никогда не думал, каково ей придется.