Кэт Кроули - Лунное граффити

В переднем зубе у Люси маленькая выщербин­ка, и я представляю, как веду пальцем по неров­ной поверхности. И тут же представляю, как она узнает, что я — Тень. Представляю ее разочарова­ние, что вместо ранимого, умного парня с юмо­ром перед ней я — парень, которому некуда по­даться. Представляю, как она учится в универси­тете, выдувает стекло, а я распрыскиваю краску и наскребаю на жилье.

— Я и тебя могу научить, — говорит она. — Как вложить корабль в бутылку. Если хочешь.

— Даже и не знаю. Чересчур хлопотно для ко­рабля, которому некуда плыть.

Задание пятое

Поэзия 101

Учащийся: Леопольд Грин

Тиканье

Изнутри он опутан железной

сеткой

За которой пес

А за псом ворье

За ворьем

Конвой плохих снов

А за снами

Если пройдешь сквозь них

То что в нем тикает

Тик, тик, тик

Мы с Эдом бродим среди вагонов по миру, ко­торый придумал Тень. А я и не подозревала, что есть такой мир. Я представляю, как он приходит сюда один и рисует в отсветах фонарей с сосед­ней улицы, — и еще сильнее хочу его найти. Вре­менами мне кажется, что он здесь, потому что в темноте Эд похож на тень, отброшенную кем-то другим.

Я рассказываю Эду то, что хотела бы рассказать Тени. Рассказываю про «Паруса воспоминаний» — мой проект для поступления в университет. Там много всего о маме и папе до того, как в их жиз­ни возник непонятный сарай.

В бутылке номер два плавает глиняная рыбка. Она маленькая и пролезает в горлышко: не делать же складных рыбок. Она угодила в воспоминания из наших частых походов в национальном парке Уилсонз-Промонтори. Мама делала вид, что гото­вит рыбешек, пойманных папой, но из такой ме­лочи ничего бы не вышло, и она покупала обыч­ные порции рыбы с картошкой в фаст-фуде, а за ужином мы втроем делали вид, что перед нами да­ры океана. Лучше всех притворялся папа, я так и не поняла, знал ли он правду.

В бутылке номер три ко дну из умного пласти­лина прилеплены страница маминой рукописи, крошечный сосудик из стекла и смешная реприза из папиного скетча. «Искусство важнее денег, Лю­си, — сказала мама, когда я примчалась с извести­ем, что Ал берет меня в ученики. — Деньги мы как-нибудь найдем, не переживай».

Я рассказываю Эду про студию Ала и свисаю­щие с потолка цветы. Я их тоже делала: вращала трубку, пока Ал тихонько дул в мундштук, и мы вместе смотрели, как из расплавленного стекла по­лучаются лепестки.

Иногда я не хочу уходить из мастерской. Хочу остаться поближе к цветам, потому что льющийся сквозь них свет превращает студию в пастельное небо, а сарай, где живет папа, — убогая развали­на. Папа заклеивает окна пластиковыми пакетами, чтоб дождь и насекомые не попали внутрь.

— Мой папаша тоже был фокусник, — говорит Эд с таким видом, словно это его не касается. — Сел в машину и испарился.

Мы бредем меж разрисованных вагонов все дальше и дальше, пока никакого дальше уже нет, есть только последняя картина. «Море расстрое­но», так назвал ее Поэт. И так же чувствую себя я, когда вижу по утрам папу выходящим из сарая в халате и тапочках с пакетом туалетных принад­лежностей в руках.

— Ты когда-нибудь чувствуешь себя так? — спрашиваю. — Раздавленным?

Не знаю, какого ответа я ждала, но никак не пе­рехода к «Веронике Марс», турецким сладостям и шоколадкам «Фреддо». Мне по душе, что он гово­рит об искусстве, шоколаде и сериалах, мне по ду­ше, что неловкости больше нет. А потом я пред­лагаю научить его прятать корабль в бутылку, и он отмахивается: мол, зряшная трата времени. Я ведь говорю об искусстве, а оно зряшной тратой вре­мени быть не может. «Не потеряв времени, ниче­го не добьешься», — любит повторять Ал.

Вот Тень наверняка это знает. Тень наверняка бы согласился, и мы уже мчались бы в мастер­скую смотреть мой проект и делать складные ко­рабли, плывущие по морю из умного пластилина. Я представляю, как парень в серебристом костю­ме склонился над корабликом и осторожно ставит паруса.

Мы возвращаемся к моему велику, и я говорю, застегивая шлем:

— Ты вовсе не обязан искать со мной Тень. Ступай, если хочешь. Могу, кстати, подвезти тебя к дому Бет.

Эд смотрит на меня дольше обыкновенного, и мне опять неловко. Он пожимает плечами и гово­рит: