Кэт Кроули - Лунное граффити

— Потерянным, — выскакивает из меня до то­го, как я сообразил, что говорю. — Кажется. Да не знаю я!

Похоже, на первое время информации ей хва­тит, и она наконец седлает велосипед. Я отталки­ваюсь, но серьезно подумываю о смене маршрута. Не хочу углубляться в парк. Одно дело, когда мы разгуливаем в темноте с Лео — он великан, драть­ся ему не привыкать. С граффитчиками из окрест­ных компаний я тоже знаком, ребята они что на­до, но не все прохожие ночью миролюбивы.

Только Люси не станет меня слушать. Извили­стыми тропами, по которым ей лучше не ездить, мы несемся в глубь парка, и мне на ум приходят дороги, ведущие в небо и кончающиеся там же. С подножки не разглядеть, куда мы едем, но я не понаслышке знаю, что наша тропка может обо­рваться, а сами мы — грохнуться невесть куда. Как раз здесь мы однажды сорвались с Лео.

— Пожалуй, нам лучше развернуться. У этой дорожки не везде есть ограждения, а тут где-то рядом чертовски крутой обрыв, — убеждаю я Лю­си. Я хочу поехать в «Барриз» и поесть. Хочу ту­да, где светло и людно. Подальше от собственных рисунков.

— Если с тропы съедем, то щебенку под коле­сами почувствуем.

— Наверное.

— Тогда перестань волноваться.

— Легко сказать.

— А ты думай о другом, — советует она. — Представь, что ты там, где хочешь. Когда надо выходить к доске или писать контрольную, я пред­ставляю, что работаю со стеклом в мастерской. Вращаю трубку, выдуваю воздух и своим дыхание создаю новое.

Мне достаточно услышать ее голос, чтобы мыс­ленно оказаться у стены, когда вокруг меня ночь и темнота, а передо мной — мир, который я со­здал. Теперь ни один из нас не волнуется.

Тут-то мы и летим в кювет.

Проклятие на мне, что ли? Либо на мне, либо на Эде. С этой мыслью я перелетаю бордюр и несусь на велосипеде вниз по склону, на ходу чувствуя, как Эд срывается с багажника. Держись он крепче, бы­ло бы лучше для нас обоих, потому что скинувший пассажира велосипед набирает дикую скорость, и я понимаю, что конец близок. «А-а-а-а!» — кричу я, что есть сил, вцепившись в руль. Лицо, руки, ноги застыли в судороге. Горе-ездок, сносящий все на своем пути. Наскакиваю на что-то и несусь дальше. Господи, только бы это «что-то» был не Эд!

В какой-то момент сумасшедшей гонки на ме­ня вдруг находит озарение: Дилан знаком с Тенью, при этом Дилан и Эд — закадычные друзья, почему же Эд знает про Тень так мало? Но тут едва вспыхнувшее озарение гаснет, потому что, врезав­шись непроглядной ночью в дерево, погружаешь­ся в полную тьму.

Снимаю шлем и пытаюсь восстановить дыхание.

— Эд? Ты жив?

— Жив, — доносится откуда-то рядом. — Сам тому удивляюсь. По пути с холма ты меня пере­ехала. Свидания с тобой — дело опасное.

— У нас не свидание.

— Повезло мне. А то был бы на том свете. Ты цела?

Наскоро проверяю.

— Вроде бы да. Камни смягчили падение. А ты? — Я поднимаюсь и направляю на него свет от фары велосипеда.

— По лицу колесо проехало, а в остальном все хорошо, — отвечает он.

Шок дает себя знать, и я, позабыв обо всем, фыркаю от смеха.

— Не верь слухам, — раздается из темноты. — Фыркающие девчонки, наезжающие на парней ве­лосипедами, — самые сексапильные.

Не могу удержаться и снова фыркаю.

— Не переживай, я в полном порядке.

Отдышавшись и придя в себя, мы разглядываем склон, оцениваем ситуацию. Мистер Крутой Па­рень считает, что надо лезть наверх, и он в общем-то прав, хотя я предпочла бы вызвать полицию или пожарных.

— Нельзя вызывать полицию ради того, чтоб вскарабкаться на холм, — смеется он.

Интересно, мог бы папа съехать за нами на сво­ем такси? Если бы знал, что я с парнем, наверное, смог бы.

— Ладно, пешком так пешком. Только я позво­ню Джезз, чтоб хоть кто-то знал, где мы.

Фара по-прежнему включена, и по освещенному участку Эд хромает к валуну. Он вряд ли услышит оттуда телефонный разговор, но на всякий случай я отхожу еще дальше. Джезз наконец берет трубку.

— Ты жвачку, что ли, жуешь? — спрашиваю я.

— Угу. Постой-ка.

— Вот как.

Я вспоминаю чавканье на вечеринке, и склады­ваю два плюс два. Трудно объяснить, но, кажется, я даже чуточку завидую.

— Все, я здесь, — слышится в трубке. — А где ты?

— У подножия холма во тьме с молодым чело­веком.

Пару секунд трубка молчит. Потом слышится озадаченное:

— Это метафора?

— Да нет же. Я действительно во тьме у под­ножия холма. Мы с Эдом здорово прокатились на моем велике.