Чётки пощёлкивали в пальцах Одинцова, пытаясь успеть за мыслями. В КУОС учили: лучший пистолет – это автомат, и нужен пистолет в основном для того, чтобы расчистить путь к автомату, который лежит слишком далеко. Вообще всё нужное должно быть всегда под рукой.
Одинцов хорошо знал привычки старого друга: наверняка Варакса держал Ковчег поблизости. Чужим он бы его точно не отдал. Городская квартира отпадает. Притопил в Волхове или других рекахозёрах вокруг да около Старой Ладоги? Вряд ли. Вода замерзает, и вообще стихия ненадёжная. Загородный дом безрезультатно обшарили сперва израильтяне, потом академики . Псурцев наверняка проверил, не завалялись ли на станциях сети «47» среди запчастей и покрышек армейские ящики со странной маркировкой...
...да и странно было бы, если бы Варакса, опытный и хитрый Варакса за столько лет не нашёл способа бесследно спрятать Ковчег, но так, чтобы в любой момент его быстро вытащить.
Ладно, сам себе сказал Одинцов, это можно оставить на потом. Как говорила героиня известного фильма, я подумаю об этом завтра. Мысленно искать Ковчег, сидя чёрт знает где в бетонном мешке под землёй, – дело малоперспективное. Сначала надо отсюда выбраться.
Одинцов вспомнил, как Варакса нашёл его за колючей проволокой на окраине России. И прислал в зону томик абиссинских стихов Николая Гумилёва. Об Эфиопии то есть. Потом были ещё несколько книжек – переводы стихов Йейтса, «История бриттов» и древние скандинавские саги, которые тоже вызывали недоумение у вертухаев, но не у Одинцова. Посылки и переписку досматривали вдоль и поперёк, однако никому в голову не приходило, что заключённый номер такой-то общается с волей при помощи шифра с асимметричным кодом. Там и слов таких никто не знал.
Вскоре Варакса начал греть лагерное начальство деньгами и подарками: тогда это получалось легко и недорого, аппетиты у руководства были не чета нынешним. Подогретое начальство тут же смягчило Одинцову режим: полтора года он только и делал, что запоем читал присланные книги. Когда его освободили стараниями Вараксы, всё это добро осталось в тюремном клубе. Но дома Одинцов собрал свою собственную библиотеку – по интересам, которые пробудил в нём Варакса.
Видимо, сейчас надо припомнить прочитанное. Одинцов подумал, что израильтяне, должно быть, времени даром тоже не теряют и работают с книгами и записками Вараксы. Ничего, до них тоже дело дойдёт – придётся встретиться снова, потолковать с Владимиром о литературе...
...а пока Одинцов попробовал поставить себя на место Вараксы. Допустим, у него в руках оказался Ковчег. Вещь, мягко говоря, необычная. Что полагается делать в таких случаях? Первым делом полагается изучить матчасть – разобраться, что это вообще за штука. Профессор сказал, что Моисей написал целый том инструкций, как обращаться с Ковчегом. Тогда понятно, зачем в библиотеке Вараксы появился Ветхий Завет. Понятно, зачем были нужны научно-популярные книжки Арцишева: там про Ковчег рассказано человеческим языком, без мистики, как про механизм. Но зачем понадобилась художественная литература и почему на чтение ушло так много лет?
И ещё: почему исследование Мунина вызвало у Вараксы такой интерес? Почему он не избавился от историка, а, наоборот, взял в команду? Если уж Одинцов загремел в тюрьму как нежелательный свидетель, вряд ли Вараксой двигало желание помочь парнишке, попавшему в беду. Мунин был нужен, причём настолько, что осторожный Варакса подпустил его совсем близко к тайне, которую даже от Одинцова хранил больше двух десятков лет...
...в течение которых никак не воспользовался Ковчегом и продолжал что-то о нём выяснять. Кстати, Одинцов припомнил, что и с устройством на работу в Михайловский замок ему помог Варакса. Дело давнее, Мунина тогда и в помине не было, но место совершенно точно имело значение – об этом говорила Ева. Она даже стрелочку нарисовала: от России к Петербургу и от Петербурга – к Михайловскому замку. Какое-то по этой стрелочке движение шло. Хотя прятать Ковчег в замке – полная ерунда. Уж замок-то Одинцов знал как свои пять пальцев.
Вполне возможно, в планах Вараксы историку отводилась та же роль, которую он сейчас играл у Псурцева. Это хорошо, думал
Одинцов, сидение в бункере пойдёт на пользу делу. Плохо, что с Муниным не переговорить с глазу на глаз. Но парень молодец: держит язык за зубами. Кое-что понял за эти несколько дней. Не проболтался про настоящего убийцу академиков ; промолчал о книгах Вараксы, оставленных евреям, – и то хлеб.
Читать дальше