Юрий Солоневич - Зона тени

-- Прикую наручниками к батарее.

Вслед за омоновцем с верхней площадки спустились три женщины: судебный исполнитель и свидетели-понятые.

Арсению стало очень стыдно и неудобно.

-- Будем описывать вещи, -- сказала судебный исполнитель.

-- Не надо, -- сказал ей Арсений. -- У меня есть деньги.

Омоновец уверенно потеснил Арсения сначала в прихожую, потом на кухню. Женщины вошли следом.

Дрожащими руками Арсений отсчитал нужную сумму и положил на стол.

-- Давно бы так, -- сказала судебный исполнитель.

-- Я не виноват, -- пытался оправдаться Арсений, если не перед исполнителем, так хоть перед свидетелями.

-- Никто не виноват, -- сказала исполнитель, -- а платить надо.

Свидетели безучастно наблюдали за происходящим: им было всё равно, кто виноват, а кто не виноват.

Потом, когда все "гости" ушли из квартиры, Арсению стало совсем плохо: сердце зажало в тиски так, что невозможно было вздохнуть.

"Только бы не умереть сейчас, -- мелькнула мысль. -- Микола в отъезде, кто похоронит?"

И он стал думать о том, кто его похоронит, когда он умрёт. Выходило, что кроме Миколы -- некому.

Потом боль немного отпустила, но Арсений продолжал думать о смерти. И странное дело: он её не боялся. Он думал об этом возможном событии, как о чём-то привычно-бытовом, как о посещении магазина.

"Надо бы купить про запас гроб и остальное, пока есть деньги. Да и заначку какую оставить, чтобы не говорили потом всякие стыдные вещи".

Гроб он не купил, но сто пятьдесят долларов новыми, хрустящими купюрами положил в шифоньере на видном месте, завернув в чистый листок бумаги. На листке написал: "На похороны". Эти деньги он решил не трогать ни под каким предлогом.

Приготовления к своим собственным похоронам, как ни странно, успокоили его. Боль прошла окончательно и не мешала Арсению продолжать думать о том, что будет после смерти, кому останутся вещи и квартира.

"Напишу завещание на Миколу. А там уже и без меня всё решится", -- думал Арсений

Он решил сделать это завтра, не откладывая, и полез в ящик антресолей, где лежали всякие хозяйственные бумаги: ордер на квартиру, справки и квитанции. Вместе с бумагами выпала старая, пожелтевшая фотография, на которой он сам стоял среди участников хора младших классов. Совсем маленький мальчик с огромными, живыми глазами. Это было так давно, так далеко и так прекрасно. Тогда у него было всё.

Арсений вдруг отчётливо вспомнил: они пели песню про ласточку, солнышко и кузнечика.

Арсений вышел на балкон. Было тепло, и где-то на пустыре стрекотал кузнечик. Синий вечер опускался на землю, постепенно растворяя грубые очертания предметов, придавая им неповторимое очарование. Под балконом шумели дети. Это была жизнь, именно жизнь, и она притягивала, привлекала к себе какой-то загадочностью, непонятностью и таинственностью.

Кто-то сидел на скамеечке у подъезда, смеялся и шутил.

-- Серёжа, Серёжа, -- мать звала мальчика домой.

-- Ма, ещё немножко, -- просил Серёжа.

Мальчик пел в хоре. Он не смотрел на дирижёра, он не смотрел никуда. Он жил в другом мире, он жил в прекрасной песне вместе с ласточкой, солнышком и кузнечиком. Даже когда хор умолк, мальчик продолжал беззвучно петь, шевеля губами. Прекратить петь для него означало умереть. Он не мог умереть. Он так любил эту жизнь! Любил потому, что в ней были и ласточка, и солнышко, и кузнечик.

2.26.

Однажды днём, часов около двенадцати, к Арсению снова пришли "гости". Услышав звонок, он крикнул из кухни:

-- Входите.

Вошли мужчина и женщина средних лет.

-- Мы из электросетей, проверяем счётчики, -- сказал мужчина.

-- А мне всё равно, откуда вы и что проверяете, -- ответил Арсений.

Он сидел на кухне за столом и с любопытством смотрел в окно, как будто наблюдал за очень интересными событиями. За окном, на пустыре, пацаны гоняли резиновый мячик, соорудив ворота из обломков красных кирпичей. Да бабка-пенсионерка из соседнего подъезда неизвестно зачем пыталась сломать распустившийся кустик лозы. Лоза не поддавалась, и бабка истерично дёргала за ветки, мотала их из стороны в сторону. А потом отошла немного, оглянулась и махнула рукой: пропади он пропадом! Арсению стало смешно от нелепости наблюдаемой картины: дался ей этот кустик, кому он мешает? И когда бабка сдалась, он даже порадовался: молодец, кустик, не покорился!

-- Покажите нам последнюю квитанцию, -- сказала женщина.

-- Не знаю я никаких квитанций, -- ответил ей Арсений и, озорно ухмыльнувшись, добавил: -- Придёт мама, с ней и говорите. Мама мне не разрешает с незнакомыми разговаривать.