Юрий Левин - Дантес выстрелил

XXII

В комнатах стояли киоски, в которых продавалась «пушкинская продукция» Наркомпищепрома: пирожные «Пушкин» (бывшее «буше»), конфеты «Медный всад­ник» и «Пушкинский Петербург», печенье «Евгений Онегин», безалкогольное шам­панское «Пирующие студенты» и пиво «Торжество Вакха», папиросы «Дубровский», одеколон «Бахчисарайский фонтан». На стенах висели плакатики:

«Новость! Последнее достижение!

Шоколад в мороженом!

!!! «Пушкино» !!!»

XXIII

Вскоре комнаты представляли из себя весьма забавное зрелище. По сторонам стояли группки людей. В центре каждой из них два-три человека, бешено жестикули­руя, спорили. Профессор Казанский, старинный враг профессора Якубовича по вопросу о дневнике Пушкина, спорил с ним довольно яростно.

Казанский. Господствующий взгляд преувеличивает общественно-историческую ценность дневника.

Якубович (спокойно). Где господствует этот взгляд? В чем преувеличивает?

Казанский. Что вы кричите?!

Якубович. Я не кричу, по-моему, вы кричите. Но я продолжаю утверждать, что после декабрьского восстания 1825 года Пушкин стал осмотрительнее в выборе своих записей.

Казанский. Да, но это не относится к дневнику! Пушкин подразумевает под «записями» свои мемуары.

Якубович. Слушайте, Казанский, вы, очевидно, просто плохо знаете Пушкина.

Казанский. Что-о-о-о???

Их разняли.

В другой комнате в центре стоят Викентий Викентьевич Вересаев и Дмитрий Дмитриевич Благой.

— Знаю вас, — нервничает Вересаев, — ваш метод очень прост: бери любое произведение Пушкина и трактуй его аллегорически в нужном тебе смысле.

— Свести все к поискам «аллегорий», — отвечает Благой, — значит ничего не понять в моих работах. И вообще, вы своего мнения о Пушкине не высказываете, только критиковать можете. Кто для вас Пушкин?

— Для меня... Для меня, во-первых, художник, сторонник «звуков сладких и молитв», сторонник «державной самостоятельности искусства».

— Вот! — обращается Благой к стоящей вокруг публике. — Вот, полюбуйтесь. А для меня Пушкин — человек. Для меня и идеология и творчество Пушкина являются результатом определенных общественных отношений .

— Слушайте, — говорит Вересаев, чувствуя, что симпатии публики от него усколь­зают, — слушайте: ни вы меня, ни я вас разубедить не сможем. Так разойдемся полюбовно.

Благой с нескрываемым презрением отходит в сторону.

Вскоре голос Вересаева раздавался уже в другой комнате:

— Я утверждаю и еще раз утверждаю, что звезда, упомянутая Пушкиным в стихотворении «Редеет облаков летучая гряда г.», — Юпитер и только Юпитер. Я обладаю для этого достаточным количеством веских доказательств. Возьмем хотя бы астрономические изыскания Кузнецова, том XII, страница 182...

— Извините, товарищ Вересаев, — сказал один из рабочих, внимательно прислу­шивающихся к спору, — я перебью вас. Я, конечно, человек несведущий и в таких тонкостях, как звезды, плохо разбираюсь, но мне кажется, что проще было бы спросить у Александра Сергеевича — вот он здесь стоит.

Вересаев робко подошел.

— Александр Сергеевич, разрешите спор. Скажите, пожалуйста, какую звезду вы подразумевали в стихотворении «Редеет облаков летучая гряда...»? Я полагаю, что Юпитер. Ведь правда?

Пушкин был явно смущен.

— А разве это имеет какое-нибудь значение? — спросил он.

— Нет... То есть да... То есть политического значения не имеет, а вообще... просто литературное, — промямлил Вересаев.

— Не понимаю, — проговорил Пушкин. — Зачем же вам все-таки в литературном значении нужно название этой звезды?

— Ну, сделайте одолжение, Александр Сергеевич, скажите. Разрешите вековой, так сказать, спор.

— Да я, уважаемый Викентий Викентьевич, просто не помню. Мало ли звезд было тогда на небе. Заметил и написал. Да и вообще... Я астрономию не изучал, откуда мне знать, где какая звезда.

Вересаев пробормотал:

— Не понимаю. Как можно так формально относиться... и к чему? К своим же собственным произведениям. — И вдруг, вспомнив, добавил: — Но кто же тогда эта девушка, о которой вы упоминаете?

Пушкин вспылил:

— Я не понимаю, Викентий Викентьевич, что вы в конце концов от меня хотите? Мало вам того, что вы про меня такие вещи опубликовали, что мне стыдно людям на глаза показываться, вроде крестика в кровати?! Написал я стихи — разбирайте их, изучайте, «прорабатывайте», подводите политическую базу — пожалуйста, слова не скажу; но в мою личную жизнь, милостивый государь, раз и навсегда прошу не вмешиваться!