Сергей Семанов - Дневник 1982 года

— Наглый зам. Громыко Ковалёв, 57 лет, начал писать стишки, пропихнул книгу через Совпис, подборку и хвалеб­ный отзыв в «ЛГ», взял рекомендации у Исаева и Баруздина (это, кажется, против устава СП?) Если бы он вёл себя по-свойски, устроил бы попойку для поэтов, скромничал бы, то и прошёл бы, жалко что ли. Но фарцовщик об­наглел и стал давить. И вот на приёмке Кожинов произнёс громовую речь, и его почти единогласно отложили. А вот в тот же день состоялось партсобрание поэтов, где выступил Лазарев и обли­чил того под аплодисменты, и письмо в партком МИД направил (это я ему по­советовал). Теперь, оказывается, Ба­руздин хочет ввести Ковалёва в редкол­легию, но пьяница Захорошко донёс, те хотят поднять шум и дать телегр[амму]. Пусть, мелочь, но полезно.

— Черненко проиграл, как и до­гадывались, на место Кащея — ЮВ, а на ЧК посадят Алиева. Это всё против нас, ясное дело. На съезде комсомола Бровастый был еле-еле, в необходи­мых местах то Черненко, то Андропов ему кивали: вставай мол, или садись. Ну что ж, они создали «русский фа­шизм» из сотни столичных юнцов, мо­гут начинать дело. <... >

— Назначение Федорчука порази­тельно: такое ведомство — и даже не в составе ЦК. Сидел в Киеве с 70-го, зна­чит, уже при Андропове, но ещё при Шелесте (правда, тогда Шелест уже шатался, а Щербицкий был предсовмина). Но служил ли он в Днепропетров­ске? Как бы то ни было, но хорошо, что православный и что не из Москвы. Ви­димо, его появление — следствие очень серьёзной борьбы, уж больно неожи­данная личность. Любопытно: Цинев и Чебриков — члены ЦК, а их начальник, так сказать, беспартийный.

— Чазова повысили из кандидатов в члены. Как смешно! Бровастый за изле­чение пожелал, видимо, его наградить, а у лекаря всё уже есть: звезда, депу­татство, чин академика, лауреатство. Осталось только членом сделать. Пав­ловские времена, только смешные! <... >

— Вопрос о созидательной деятель­ности в создании сегодняшнего рас­пада не может не вставать. Помню мелочь: как мы занимались газетной бумагой на Балахне. Давным-давно из­вестно, что надо уменьшить вес газетной бумаги в полтора, кажется, раза, для этого нужно всего лишь изменить ГОСТ и способ отчетности. Казалось бы, росчерк пера, но. не проходит! В сталинское или в хрущевское вре­мя подобные и даже более серьёзные вещи решались очень просто, хоть и не всегда правильно, теперь же не ре­шается ровным счетом ничего. Сперва сидел слабый, нерешительный и пре­старелый Косыгин, к[оторы]й к тому же блокировался кем-то, и полуидиот Кириленко, потом очевидный дура­чок и рамолик Тихонов. Их дурацко-стариковская мысль ясна: отмахи­ваться от всего, что нарушает покой. Но те-то, кто их ставил и держат, все эти Иноземцевы-Агентовы, они, зна­чит, заинтересованы в происходящем. Удерживается пока что оборона, но в смысле скорее техническом, ибо моральное разложение велико. Как она всё же удерживается? В какой-то мере правильна и внешняя линия, тут в основном жёстко-государственная стать. Видимо, там и там огромный, вязкий и консервативный аппарат, к[оторы]й очень трудно развернуть в противопол[ожную] сторону. А ГБ — оно в какой-то мере всегда являлось «их» стихией (торговля тайнами). Или вот у нас производится 150 кинокартин в год, громадное большинство убыточ­но, серебра нет, а производство растёт. Зачем? Но никто не ставит даже вопро­са, даже неприлично его поднимать. И т.д., и т.д. Всё это не может быть не организовано.

— Громадный штат служит в редак­ции сериалов, несколько сот человек (там теперь Байгушев). Платят 9000 за серию — какая переплата за халту­ру! Иванов 107-й получил очередной заказ на 19 серий, это ведь 170 тысяч — гора денег!

— Открылся съезд комсомола, но почему-то в 11, хотя всегда такие «фо­румы» происходили в 10. Видимо, не могли добудиться до трупа, переспал. Видимо также, свою речь он пробор­мочет сразу, а потом опять будет отта­щен в холодильник.

— Очень большие протокольные вы­крутасы в первых числах июня: Гусака встречал сам с Черненко, а Андропова не было на аэродроме. При награж­дении Чер[ненко] присутствовал сам, а Анд[ропова] тоже не было. По теле Чер. Произнёс несколько фраз без бумажки и даже ручками размахи­вал — надо полагать, народ обрадо­вался. Кстати, мысль: они — это шко­ла Кащея — нарочно внедряют стиль чтения по бумажке; если говорить без бумажки, то даже очень глупый и тём­ный человек может выразить какую-то мысль, ведь при говорении приходится думать, а для того чтобы не произнести ровно ничего за любой период гово­рения, нужна бумажка, обязательно! Кащей тут был виртуоз, он даже слова «Леонид Ильич Брежнев» читал, елозя очками по бумажке.