Windows User - Кареев Н.И. История Западной Европы в Новое время. Том 3

В это время у него уже был сын Габриэль-Оноре, родившийся в 1749 г. Трех лет мальчик был изуродован оспой, по поводу чего отец писал своему брату, что его племянник безобразен, как чёрт. Отец, по натуре своей человек взбалмошный, то восторгался способностями сына, то находил, что у «этого индивидуума» нет ни малейшего признака знаменитой «расы» Мирабо. «Друг людей» в семейной жизни был самодур, сын оказался непокорным. Мирабо-отец очень заботился об образовании будущего представителя своего рода и особенно хлопотал о том, чтобы подросток изучил физиократическую систему Кенэ. Когда настало время отдать первенца в военную службу, Мирабо-отец выбрал ему полк маркиза Ламбера, молодого аристократа, немного прикосновенного к философии и политической экономии. Юному Мирабо сего необузданным нравом пришлось плохо от военной дисциплины, и скоро, проигравшись в карты и соблазнив одну девушку, он бежал из полка. Дезертира посадили в цитадель острова Рэ, но комендант пожелал отделаться от беспокойного узника, и его перевели в другой полк, который был послан усмирять восстание в Корсике. Здесь юноша отличился храбростью, но пробыл недолго; вернувшись во Францию, он временно поселился у одного своего дяди, отзывавшегося тогда о нем так: «если он не сделается хуже Нерона, то будет лучше Марка Аврелия». Он пророчил даже, что из него выйдет «или самый великий зубоскал (persifleur) в мире, или самый крупный человек (le plus grand sujet) в Европе, чтобы сделаться папой, министром, полководцем, канцлером и, может быть, сельским хозяином» (agriculteur). Дядя был от племянника вообще в великом восторге и сумел примирить с ним отца. «Друг людей», бывший тогда в ссоре с женою, немедленно вмешал сына в семейные дрязги, но вместе с тем стал приучать к сельскому хозяйству и физиократическому управлению «вассалами» (т. е. крестьянами) в своих имениях. 23 лет молодой граф Мирабо (титул сына) женился на дочери маркиза де Мариньян, богатой наследнице, добившись этого брака не совсем-таки чистыми средствами. Подобно отцу, он начал теперь разыгрывать роль важного барина и стал сорить деньгами, задолжал в пятнадцать месяцев 200 тысяч ливров ростовщикам и поставщикам, но был выручен из беды отцом, прибегшим к очень простому средству. Вместо того, чтобы расплатиться с кредиторами, на что у него и денег не хватило бы, маркиз выхлопотал повеление, благодаря которому молодой граф попадал, как тогда говорили, «под королевскую руку» (sous la main du roi), т. е. освобождался от преследования кредиторов, будучи интернирован в замке Маноск. Отсюда он иногда отлучался, и однажды, покинув место ссылки по поводу измены своей жены, он заехал к своей сестре, у которой жестоко исколотил одного её гостя, обвинявшего потом молодого графа в покушении на убийство. Отец снова спас сына от судебного преследования, выхлопотав lettre de cachet, в силу чего молодой Мирабо был заключен в замке Иф (1774), откуда его перевели в форт Жу. Комендант этого форта позволял ему отлучаться в соседний Понтарлье, где он скоро сделался душою общества и сошелся с Софьей Монье, молодой женой старого мужа. Нарушив честное слово, данное коменданту. Мирабо бежал из форта, а с ним и Софья Монье, прихвативши денег из шкатулки обманутого мужа. Они скрылись в Амстердаме, где им пришлось страшно бедствовать. Нуждаясь в средствах к существованию, беглец познакомился с несколькими издателями и книгопродавцами и стал на них работать, скрывая свое авторство под чужими именами. Так началась литературная деятельность Мирабо, прославившая его еще до начала революции. Беглецов, однако, выследили и арестовали, и они были выданы французскому правительству. Мирабо засадили в венсенский замок, где он провел около четырех лет, с мая 1777 по 1780 г.; Софью Монье тоже подвергли заточению.

Мирабо пошел тридцать второй год, когда его выпустили из заключения. Находясь на свободе, он стал вести прежнюю бурную жизнь. В это время он начал бракоразводный процесс с женою, в котором впервые проявил замечательные способности оратора, – уезжал с некоей m‑me de Nehra в Англию, где присмотрелся к политической свободе, и был одно время агентом министра Калонна по части писания брошюр о финансах. Рассорившись с ним и написав ему грубое, но меткое письмо, Мирабо очутился в Берлине, где, между прочим, виделся с Фидрихом II. Узнав о созыве нотаблей Калонном, он поспешил во Францию с предложением своих услуг правительству, которое их, однако, отвергло.

В то время Мирабо был уже человеком весьма известным и по тем «историям», которые создали ему крайне нелестную репутацию, и по тем брошюрам, памфлетам и книгам, которых он немало успел написать по разным вопросам, интересовавшим тогда общество. Еще находясь в Маноске, он написал свой «Опыт о деспотизме», где страстно напал на современный ему политический быт Франции. В Голландии он продал эту рукопись одному книгопродавцу, напечатавшему ее и извлекшему из неё хорошие барыши, и Мирабо сразу стал получать заказы на предисловия, памфлеты, брошюры, статьи и т. п. Когда он узнал, что ландграф гессенский продал Англии солдат для войны в Америке, он написал не менее страстный памфлет («Avis aux Hessois»); «вы проданы и для какой цели, боги справедливости!.. Чтобы напасть на народ, подающий столь благородный пример. Да, зачем вы сами ему не подражаете? Люди существовали раньше князей... Не забывайте, что все не были созданы для одного, что тому, кто приказывает совершить преступление, не следует повиноваться, и что ваша совесть должна быть главным вашим начальством». Проводя в своих сочинениях известные принципы, Мирабо не отказывался и от личной полемики, задевая в ней, между прочим, и «друга людей, который не был другом ни своей жены, ни своих детей». В венсенском замке Мирабо продолжал свои литературные занятия (между прочим, написал знаменитые «Письма к Софье», имеющие большой интерес для определения общего миросозерцания Мирабо). Здесь именно были составлены «История Филиппа II», «Опыт о веротерпимости», мемуар о lettres de cachet,служивший продолжением «Опыта о деспотизме», и др. По выходе из венсенского замка Мирабо продолжал издавать брошюры по разным вопросам текущей политики, как внешней, так и внутренней, смело давая советы государям и республикам, министрам и народам в делах управления и финансов, войны и торговли, промышленности и сельского хозяйства. Подчас ему приходилось при этом лишь исполнять заказы и поручения от сильных мира, обративших внимание на его публицистический талант, и он иногда выдавал их тайны, как это было, например, когда он издал свои секретные донесения из Пруссии. В сотрудничестве с онемеченным французом Мовильоном Мирабо написал большую книгу«О прусской монархии», изданную в нескольких томах в 1788 г. Это – целая апология единодержавия в руках великого монарха, хотя, говоря о смерти Фридриха II, автор и замечает, что его царствование утомило всех до ненависти (on en était fatigué jusqu'à la haine). Прославляя Пруссию, как образцовое государство, Мирабо высказывает, однако, и весьма резкие о ней мнения. Одним из величайших зол, удручающих человечество, он объявляет убийственную болезнь de vouloir trop gouverner, – болезнь, происходящую из забвения, что частные лица лучше всего могут делать собственные дела. Мирабо для доказательства этой мысли и предпринял исследование о «монархии, которая более, чем какая-либо другая, была подчинена абсолютнейшему (très absolu) правлению, только тем и занимавшемуся, что за всем наблюдало, все регламентировало, предписывало, приказывало». С этой точки зрения он строго осуждает всю деятельность и Иосифа II. Но вот что он говорит о самой Пруссии, подводя итоги деятельности великого короля. Он называет зыбкою (la base chancelante) ту основу, на которой Фридрих II основал свое могущество, но которую может снести одна буря. «Прусская монархия устроена таким образом, что не выдержит ни одного бедствия. При всем искусстве покойного короля, эта сложная машина не может быть долговечной. Напрасно Фридрих II лечил свое государство паллиативами: ему нужно лечение радикальное». Одним словом, Мирабо строго осудил ту систему, представителями которой были и Фридрих II, и Иосиф II, как ни прославлял он одного из них и ни унижал в его пользу другого. Он считал, тем не менее, Пруссию за страну, наиболее подготовленную к тому, чтобы осуществить его собственный общественный идеал. О необходимости реформ он докладывал преемнику Фридриха II [2]. Труд о прусской монархии сразу высоко поднял репутацию Мирабо, как политического писателя, что при тогдашних обстоятельствах для него было очень важно. Объявление о созвании генеральных штатов также заставило будущего трибуна взяться за перо и изложить свои взгляды на потребности минуты. 1789 г. открывал перед ним блестящую карьеру, и ему не раз приходилось впоследствии выражать сожаление о дурно проведенной молодости и о незавидной славе, которую он себе создал.