История Тридцатилетней войны, как международной борьбы, в которой участвовала почти вся Западная Европа и выступали не только религиозные противоположности, но и политические интересы разных стран, и вместе с тем как история происходившего в Германии междоусобия, в котором играли роль не одна распря между католиками и протестантами, а и столкновение князей с императором, и своекорыстные стремления отдельных княжеств, отличается крайнею сложностью, тем большею еще, что эта последняя борьба двух враждебных вероисповеданий, втянувшая в войну многие страны с их особыми интересами и сделавшая её театром Германию, подготовлялась издавна и притом не только в связи со сложными и без того отношениями между разными европейскими государствами, но и в связи с довольно запутанными отношениями, существовавшими в самой Германии. Одно это должно было бы заставить нас ограничиться лишь общим очерком этой войны, так как малейшая попытка войти в большие подробности неминуемо повлекла бы за собою необходимость слишком расширить рамки нашего изложения. Но есть и другие причины, которые позволяют нам предпочесть общий обзор более подробному рассказу. Судьба религиозной реформации и вместе с этим политического устройства Германии была решена уже в первой половине XVI века, так что вся дальнейшая история Германии заключалась уже в постановлениях аугсбургского мира 1555 г., узаконившего разделение и Германии на католическую и протестантскую, и преобладание в ней княжеской власти; в сущности, ни события второй половины XVI в., ни Тридцатилетняя война не изменили этого положения, хотя католической реакции и тут удалось одержать не мало побед над протестантизмом. К середине XV в. выяснился и характер немецкой реформации, когда в других странах только что начиналось кальвинистическое движение, благодаря чему в истории реформационного движения до пятидесятых годов XVI в. главный интерес сосредоточивается на Германии, после этого времени – на государствах более отдаленного Запада. Политические и социальные движения под знаменем религиозных идей равным образом распределяются так, что в Германии они относятся преимущественно к двадцатым годам XVI в., в других государствах – лишь ко второй половине этого столетия. В Германии оставался не решенным только один вопрос – об отношении между императором и князьями, но ему суждено было – по условиям немецкой политической жизни – решаться не общественными силами, а самими правительствами, а это‑то именно и произошло во времена Тридцатилетней войны, почему в немецкой усобице первой половины XVII в. почти не было того политического элемента, который отразился на кальвинистической политической литературе в Шотландии, Франции и Нидерландах, так как политическая оппозиция возникла, главным образом, только в Австрии, да в ненемецких Венгрии и Чехии. Если уже указывать на страну, представляющую наибольший интерес в этом последнем отделе реформационного периода, то такою страною будет Англия, где только в первой половине XVII в. происходит религиозно‑политическое движение, аналогичное тем, какие были в Германии в первой половине XVI в., в Шотландии, Франции и Нидерландах – во второй половине того же столетия; здесь именно получает развитие новая форма протестантизма (индепендентство) и совершается борьба в его собственных недрах (англиканская церковь, пресвитерианство и индепендентство), перед которою бледнеют богословские споры в Германии и Нидерландах и раздоры лютеран с кальвинистами в первой стране или двух фракций кальвинизма в другой [2], а одновременно с этим происходит и такое столкновение нации с королевскою властью, в сравнении с которым не могут идти ни события немецкой политической истории в первой половине XVI в., ни политическая борьба в Шотландии и Франции и даже в Нидерландах. Вот почему главный интерес реформационного движения, сосредоточивавшийся в первой половине XVI столетия на истории Германии, во второй – на истории Шотландии, Франции и Нидерландов, в XVII веке сосредоточивается на истории Англии. Затем у Тридцатилетней войны остается её значение в общеевропейской международной политике, но решительное преобладание, даваемое нами внутренней истории перед внешнею, заставляет нас останавливаться на последней, главным образом, лишь по её отношению к внутреннему культурно‑социальному развитию, бывшему в занимающую нас эпоху преимущественно развитием религиозно‑политическим, Наконец, самый план, положенный в основу нашего изложения, не позволяет останавливаться особенно подробно на том, что в целом исторической эволюции не имеет первостепенного значения. Важно в немецкой истории особенно только то, что имеет отношение к истории веротерпимости, и лишь это заставляет нас предпослать истории Тридцатилетней войны очерк событий в Германии от аугсбургского мира до её начала.
Читать дальше