Айя Субботина - Молчи обо мне

Во мне борются противоречивые чувства: если я, не читая, удалю его, то еще какое-то время буду предаваться сладкой вере, что Артем все-таки пожалел о своем решении, а если прочитаю, то могу увидеть просто… пару символов, которые он нажал случайно, бросив в карман не заблокированный телефон. Он рассказывал, что с ним пару раз такое бывало.

Мне не нужно смотреть — моя с таким трудом вернувшая работоспособность система безопасности снова вопит об угрозе, даже в глазах поднимается красная дымка, словно в кино об умалишенных.

Я должна прочесть. Потому что… просто должна. Может быть, это знак судьбы? Не просто же так это сообщение именно сегодня, сейчас, когда я чуть было не написала ему первой прямо посреди ночи. Ведь хотела, ведь именно для этого искала телефон. Что, если он обрадуется, узнав, что мы справились? Мы же правда хотели ребенка, много раз обсуждали всякие мелочи, которые хотим с ним делать, возможные поездки и как их лучше планировать.

Надежда на лучшее вырастает так стремительно, что я не успеваю от нее отбиться: воображение впитывает всю ее без остатка, отдавая взамен чудом выжившие потребности и мечты. Яркие сочные картинки, где мы будем счастливы втроем, где у меня снова будет заботливый мужчина, укутывающий пледом на крыльце уютного дома, наш сын — и все будет хорошо. Как в историях, где люди, спустя множество недопониманий, преград и обид, все-таки находят друг в друге мир и покой.

Сообщение короткое и, по сути, очень в его стиле: «Хватит мне названивать, иначе на хрен заблокирую! У меня работа!»

Очевидно, что оно адресовано не мне. Видимо, той, «бывшей, которой он помогает». Исключительно по доброте душевной.

Первое желание — сделать обратную отправку и написать какую-то гадость в ответ. Я живой человек, я брошенная женщина, которая не понимает, почему ее бросили, и я имею право на злость и ободу, и мне не хочется корчить из себя крутую бабу, которой на все плевать, потому что это против моей природы. Я живая, настоящая, из плоти и крови, и сейчас я истекаю ею, потому что открылась старая рана.

Но…

Мне вдруг как-то разом становится очень-очень тихо. Словно от контузии. Словно выключили сразу всю. Я даже не очень соображаю, куда бреду в темноте пустой квартиры — просто позволяю телу включить «автопилот».

Принимаю душ.

Чищу зубы.

Переодеваюсь в пижаму и забираюсь под одеяло.

А потом, как героиня Алферовой в «Москва слезам не верит», завожу будильник на час раньше.

Лучшее собственными глазами увидеть рассвет своей новой жизни.

Глава тридцать шестая: Холостяк

У меня жуткое похмелье. Просто долбаная классика жанра, при которой под черепушкой и барабаны всех калибров, и тромбоны, и контрабасы, и всякие дудки-свистелки, и вся эта какофония просто сводит с ума.

Зачем же я вчера столько выпил? Я же знаю меру и обычно подстраховываюсь перед грандиозной пьянкой, закидываясь «правильной» фармакологией, чтобы продержаться дольше остальных. Но вчера не сработали ни тормоза, ни тревожные звоночки, когда я уже реально конкретно поплыл. Я продолжал поддерживать компанию своих окольцованных друзей-товарищей, которые на все лады делились «прелестями» семейной жизни. И получилась какая-то тупая хрень, потому что хуево было им, а напивался я. Правда, был далеко не первым, в чьей башке «потушили свет».

Я кое-как выбираюсь из кровати, хоть каждое движение поднимает в животе адскую смесь из выдержанного туеву хучу лет коньяка, виски, текилы и рома. Водку мы, как люди интеллигентные, не пили, а то бы я попросил прямо как есть уложить меня в гроб и похоронить.

Выпиваю аспирин и какие-то круглые шайбы противопохмельных средств, забираюсь в ванну и на полную мощность врубаю холодную воду. Сначала хреново, но потихоньку прихожу в норму. Хоть в моем случае «норма» — это когда из расстроенного оркестра в башке пропадают хотя бы дудки.

Что вчера было?

Я падаю на кровать и какое-то время пытаюсь воскресить в памяти разговоры вчерашнего вечера, поймать грань, после которой уже ничего не помню. Сначала мы просто трепались «за жизнь»: обсуждали своих женщин, а мои товарищи — детей, тещу, отсутствие бабла и заебы на работе. Потом перешли к вечному: как совместить жену и любовницу, и когда лучше избавляться от последней. Потом мне начала названивать Светка, потом Марина — моя теперешняя «женщина», и я не помню, послал ли их обеих или только одну? Надеюсь, что обеих, потому что меньше чем за месяц красивая длинноногая блонди умудрилась сделать то, чего до этого не удавалось почти никому — я стал женоненавистником. А как хорошо все начиналось: красавица без претензий, еблива до безобразия и вполне вписывалась в мой женский_бюджет. Но уже через неделю начались заебы: «Хочу познакомиться с твоими родителями, почему ты не показываешь меня друзьям, ты меня стыдишься…»