Сергей Лукьяненко - ea94c9fe1ed34b2886490d583402e025

просто другая жизнь? И до нее всего лишь полшага.

Следующая жизнь в полушаге? Надо подумать.

— Значит, если начало – смерть и смерть также конец, то

что есть настоящее начало?

Она поднимает на меня глаза и смотрит резко, мои

загадки ее не развлекают:

— Ладно, доктор Сьюз. А почему бы тебе не рассказать

мне, что ты думаешь?

185

Я пожимаю плечами и откидываюсь на спину.

— Смерть — большой сон, детка. Прощание.

Отключка. Конец.

— Нет, такого не может быть. Эбби не просто

отключилась. Я не могу в это поверить.

Я молчу. Смотрю на нее, и мне так хочется задать

вопрос, который не дает мне покоя с тех пор, как я узнал, что

Эбби умерла.

— Что случилось? С Эбби?

Стелла замирает, но вода у ее ног еще кружится.

— Эбби занималась клифф-дайвингом в Аризоне и

допустила ошибку, когда входила в воду. Разбилась. Сломала

шею и утонула. Нам сказали, что боли не почувствовала. —

Она смотрит на меня, и в ее глазах тревога и смятение. —

Откуда им знать, Уилл? Почувствовала она боль или не

почувствовала? Эбби всегда была рядом, когда мне бывало

плохо, а вот меня в нужный момент рядом не оказалось.

Я качаю головой. Как трудно остаться на месте, когда так

хочется подвинуться и взять ее за руку. Но что сказать? Не

знаю. На ее вопрос ответа нет. Стелла снова смотрит на воду,

и глаза ее туманятся, а мысли улетели, должно быть, далеко-

далеко, в Аризону.

— Предполагалось, что мы будем там вместе, но я не

смогла. Заболела. Как всегда.

Она медленно, с усилием выдыхает, глядя в одну точку

на дне бассейна:

— Постоянно это представляю, воображаю, как и что

могло случиться. Что она почувствовала? О чем подумала? Я

186

этого не знаю, и потому для меня Эбби постоянно умирает. Я

вижу ее снова, снова и снова.

Я беру бильярдный кий и трогаю ее ногу в воде. Стелла

вздрагивает и смотрит на меня. Глаза у нее чистые и ясные.

— Даже если бы ты была с ней там. ты все равно

ничего бы не смогла сделать и ничего бы не знала.

— Но она умерла там одна. Понимаешь?

С этим не поспоришь.

— Разве мы не все умираем в одиночку? Те. кого мы

любим, не могут уйти с нами. — Я думаю о Хоуп и

Джейсоне. О моей маме. Что расстроит ее больше: моя смерть

или проигрыш болезни?

Стелла погружает ног и глубже в воду.

— Как думаешь, утонуть это 6оль»0? Страшно?

Пожимаю плечами:

— Так уйдем и мы, да? Мы ведь тоже тонем только без

воды. Всю грязную работу выполняют наши собственные

жидкости. — Смотрю на нее краем глаза и вижу, как она

ежится. — Думал, ты не боишься смерти.

Она шумно вздыхает и смотрит на меня раздраженно и

недовольно:

— Я не боюсь смерти, но есть еще умирание. Ты

знаешь, что при этом чувствуют люди? — Я не отвечаю, и она

продолжает: — А ты чего боишься? Или ничего?

На губах уже вертится привычный саркастический ответ,

но я сдерживаюсь, потому что хочу быть с ней настоящим.

— Думаю о самом последнем вдохе. Последнем глотке

воздуха. Когда тянешь, тянешь и не получаешь ничего.

Думаю, как рвутся и горят грудные мышцы. Все понапрасну,

187

все бесполезно. Воздуха нет. Ничего нет. Только тьма. — Я

смотрю на воду, а вижу четкую, со всеми деталями картину

нарисованного. Образ знакомый, как и сосущее чувство под

ложечкой. — Но... Эй! Такое только по понедельникам. В

остальные дин я об этом не задумываюсь.

Стелла тянется ко мне, и я знаю, что она хочет взять меня

за руку. Знаю, потому что и сам хочу того же. Сердце

замедляет ритм, и я вижу, как она замирает на полпути, как

впиваются в ладонь пальцы, как опускается рука.

Наши глаза встречаются, и в ее зрачках я вижу

понимание. Ей знаком этот страх. И тут она улыбается

одними лишь уголками губ, и я понимаю, что вопреки всему

мы здесь.

Благодаря ей.

Стараюсь сделать вдох поглубже и вижу подрагивающий

отблеск на ее ключице, шее, плечах.

— Господи, ты такая красивая. И смелая. Это просто

преступление, что мне нельзя дотронуться до тебя.

Я поднимаю бильярдный кий. Никогда еще мне не

хотелось так сильно ощутить под пальцами ее кожу. Я

осторожно веду кончиком кия по ее руке, резкому изгибу

плеча, поднимаюсь по шее. Она вздрагивает от этого моего

«прикосновения», ее глаза сомкнулись с моими, а на щеках

пламенеет красный цвет.

— Твои волосы, — говорю я, касаясь их там, где они

падают на плечи.

— Твоя шея, — говорю я, и свет оживляет ее кожу.