Вадим Верник - Книга победителей

– Ты приехала на нашу встречу с младшей дочерью, которой по-взрослому объяснила, что сейчас будешь занята. Она молча кивнула и пошла с няней к морю. У твоих дочерей какая разница в возрасте?

– Четырнадцать лет. Ну ты знаешь, я прямо наслаждаюсь сейчас, потому что это совершенно иное ощущение – вновь стать мамой через столько лет. Я уже много чего понимаю про воспитание. Жалею, что со старшей дочерью упустила какие-то важные моменты, когда она только-только начинала познавать мир. Я же тогда шла к олимпийским медалям: родила – и вперед. В общем-то, планировала, что ребенком займусь, когда ей исполнится пять лет, – как раз тогда я Олимпиаду выиграю.

– Постой, ты была так уверена в победе?

– Да.

– И никаких сомнений?

– Я как-то всё математически просчитала и понимала, что у нас с Романом Костомаровым нет соперников.

– Роман тоже был в этом уверен?

– Мне кажется, тоже.

– Получается, олимпийская победа не стала для вас каким-то высшим счастьем?

– Да ладно, «не стала»! У нас ведь очень субъективный вид спорта. Это же не то что ты пробежал быстрее всех, прыгнул выше всех и уже не придраться. Есть много подводных камней. Честно скажу тебе, на чемпионате Европы, за месяц до Олимпиады в Турине, Федерация фигурного катания предлагала нам с Романом вообще сняться с соревнований.

– С Олимпийских игр?

– Нет, с чемпионата Европы. Так получилось, что в начале соревнований, в обязательных танцах, мы оказались третьими. Хотя это чистая случайность, мы никогда не проигрывали в этом виде. Тогда наша Федерация устроила большое собрание, и нам посоветовали досрочно покинуть соревнования. Тогда мы с Романом и тренером Александром Жулиным, взявшись за руки, приняли решение идти до конца. Мы вышли на следующий день на лед и стали первыми. И тут, представляешь, нам – довольным, счастливым, непобедимым – говорят: «Вы, ребята, конечно, молодцы, а вот теперь вам точно лучше сняться. Это просто чудо, что вы выиграли сегодня, но дважды чуда не бывает. Очень сильное противостояние». Но мы всё равно вышли на лед. Это был как раз тот знаменитый прокат, когда на последней поддержке я сильно порезала руку. Видишь, у меня до сих пор большой шрам на руке. Мы танцевали из последних сил, по всему льду текла кровь. И несмотря ни на что, мы победили! После выступления меня сразу отвели в медпункт, потому что нужно было кровь остановить. Еще приставили специального «допингового человека», который следил за мной: те, кто получают призовые места, обязательно проходят дополнительный допинг-контроль. Обычно это делается в течение десяти минут после выступления, но мне не могли остановить кровь минут двадцать…

– …Что только подливало масла в огонь.

– Естественно. Тогда многие говорили, что я специально порезала руку, чтобы не попасть на допинг-контроль. С Олимпиадой тоже всё было непросто. К тому моменту, когда мы должны были вступить в соревнования, в фигурном катании уже были две золотые медали: у Тотьмяниной с Марининым и у Плющенко. Еще была Ира Слуцкая, которая весь сезон лидировала и на тренировках к Олимпиаде выглядела шикарно, что давало ей очень хорошие шансы на победу. Единственной зацепкой для недоброжелателей стали спортивные танцы, где нет прыжков и можно снизить балл за какие-то незначительные просчеты, – например, вращение не очень эстетично, нога поднимается не на девяносто градусов, а на восемьдесят девять, или поддержка по продолжительности не шесть секунд, а пять целых пятьдесят девять сотых. К моей маме подходили разные люди и говорили: «Пожалуйста, не переживайте, если ваша дочь не станет олимпийской чемпионкой. Ведь невозможно, чтобы все четыре золотые медали отдали России». На что моя мама отвечала: «Вы не понимаете. Либо она умрет здесь прямо на льду, либо как-то по-другому, но она будет олимпийской чемпионкой».

– Молодец, мама!

– Мне бог дал пластичность, эластичность, я с детства безумно растянутая, гибкая. Любые мостики делала, меня легко «складывали в книжку», шпагаты могла делать во все стороны, но что касалось шустрости… Мне всегда говорили: «Соберись. Что ты такая вялая, размазня?» Ты не представляешь, Вадим, сколько времени я тратила в зале, занимаясь со всевозможными резинками, гирями, чтобы добиться ускорения, ускорения, ускорения. Я всё это просто ненавидела! Когда я стояла на пьедестале на Олимпийских играх, то плакала от счастья еще и потому, что больше никогда в жизни не зайду в спортзал и не буду бегать сумасшедшие кроссы. Потому что я ненавидела все эти резинки, гири и кроссы всем своим нутром. И после Олимпиады я лет шесть, наверное, в спортзал вообще не заходила.