Антон Еганов - Реальность фантастики 2008 №10-11(062-063)

провинциях ожидать стоит безбедного и урожайного консульства. Если

же налились черным, да к тому же и завернуты на левую сторону, то не6

избежен в Городе и подвластных территориях неурожай и даже голод.

Чрезвычайно показательным органом является сердце. Называют чу6

дом, если орган этот отсутствует. Впрочем, если и содержится здесь чу6

десное, то о чудесах следует говорить скорее печальных, нежели благопри6

ятных. В особенности, когда сердце не обнаружил ты у закланного жирно6

го быка — тогда в самом скором времени вопрошающему о знамении следу6

ет опасаться потери рассудка и жизни, ведь и то, и другое исходит из

сердца. А вот если на кончике этого органа заметил ты некоторое ожире6

ние, то означает это непременную удачу и процветание в делах.

Основной же признак, любезный ученик мой Квинт Геллий, когда имеешь

дело с легкими — если у органа этого наблюдается некоторый раскол или

разрез, то все задуманное без колебаний перенеси на последующий день…

«Полный Авгурикон». Писано Гаем Гевелием Ностром, этрусской нау6

ки и прочих дивинаций знатоком, по воле богов в 6306м году от основания

Города.

3. Гай Юлий Цезарь, пожизненный диктатор. Рим, иды марта 709

года от основания Города.

Снаружи поджидал тесный и давно опостылевший Рим.

Он надвинулся со всех сторон, завопил сотней пьяных ртов, задышал

кислым сабинским вином и смрадом благовоний. Заерзал по мостовой ты!

сячью сандалий. В напоминание о вчерашнем вечере стукнул в голове тя!

желым ржавым копытом. Стало душно. Почудилось, что Священная доро!

га петлей затягивается на шее.

«Цезарь! Цезарь!» — вопили в восторге рты, словно на арену выпустили

любимого гладиатора.

Я сделал над собой усилие и вернул с полдороги презрительно поползшую

вперед нижнюю губу. Потом слепил на лице маску государственной значи!

тельности и важности. Слепил поспешно, вкривь!вкось, как незадачливый ре!

месленник, — сегодня не день тратиться на ничтожества. Такая маска и была

нужна — грубая, угловатая, толстая, чтобы отгородиться от смрадной толпы

наглухо. Чтобы смять крысиную эту когорту и протиснуться к носилкам.

Я прошествовал сквозь толпу с видом, будто увлекся нависшими впере!

ди унылыми пропорциями храма Венеры Урбинской. У самых носилок

запнулся — управляющий, грек Гиппархий, увяз в людском болоте позади, и некому было приставить к бортику полагающуюся лесенку.

Вот тут мерзкое скопище и проявило себя во всей красе!

15

АНТОН ЕГАНОВ

АЛЕКСАНДРОВА ПЕЧАТЬ

Толпа отхаркнула из клоачных своих рядов двух скудоумных пеласгов.

Одного я сразу узнал — это был Секст Дений Рур, сухощавый повеса, ки!

чившийся происхождением своего патрицианского рода чуть не от гусей, спасших когда!то Рим. Родовое чванство не мешало ему, однако, наравне с

плебеями клянчить у государства хлебные подачки и с утра до вечера осаж!

дать дом диктатора Цезаря в охоте за благосклонной того улыбкой.

Второй был неизвестный мне толстяк в измятой тоге, с плебейской рожей

булочника или сапожника, похожий на опившегося цимлянским Бахуса.

Оба бросились к лесенке, чтобы поскорее приладить ее к носилкам, и

сшиблись головами.

Шипя от боли, Бахус вцепился в верхнюю ступеньку, Дений Рур — в

нижнюю, и оба стали рвать лесенку на себя. Ярости и отваги при этом они

проявили столько, словно под градом стрел приставляли лестницу к вра!

жеской крепостной стене.

Наконец подоспел Гиппархий (разрази тебя гром за твою медлитель!

ность!), с трудом переплывший эту клоаку, и отогнал обоих. Я взошел по

лесенке под балдахин и откинулся на подушки. Прежде чем задернуть зана!

веску, смилостивился над толпой и вполжеста ей махнул.

Среди этих плебеев (не по рождению — по духу, ибо патрициев здесь то!

же хватало) сделалась радость, будто Сципион Африканский повторно спа!

лил Карфаген.

«Цезарь! Диктатор Цезарь! Всемогущий диктатор Цезарь!», — вопили

они и обнимались, лапая друг друга за несвежие тоги.

Я отгородился от вакханалии занавеской и приказал трогаться. Квадрат!

ноплечие Аквилон, Зефир, Эвр и Нот, рабы!нубийцы в пенулах из белой

шерсти, подхватили носилки и повлекли меня в курию Помпея.

* * *

Всемогущий, горько усмехнулся я подхалимскому воплю толпы.

Всемогущ ли, скажем, паук, еще в календы расквартировавшийся в угол!