Люк Дженнингс - Убивая Еву

В глазах Жир-Панды сияет робкое предвкушение. Белая женщина-хирург. Клиника превзошла себя.

Вилланель видит по его лицу, что он понял. Да она и не сомневалась ни на миг, что человек, который уже без малого десять лет занят чтением секретных документов международных корпораций, английский знает неплохо. Из стоящего у ее ног пакета она вынимает алюминиевый цилиндр – всего девять дюймов в длину. Отсоединив шланг резиновой маски Жир-Панды от кислородного баллона, она подключает его к цилиндру.

Чистая окись углерода не обладает ни запахом, ни вкусом. Гемоглобин в человеческом организме не отличает ее от кислорода. Когда первая порция холодного угарного газа попадает в ноздри Жир-Панды, он чувствует, как нити реальности начинают расползаться. Через двадцать секунд его дыхание останавливается.

Убедившись, что он мертв, Вилланель возвращает шланг на место. Когда речь идет о профессионале такого уровня, как подполковник Чжан Лэй, вскрытие, несомненно, будет проведено тщательнейшим образом, и истинную причину его смерти установят довольно быстро, но посеять пару зерен путаницы не помешает.

Присев на колени, Вилланель изучает распростертую на полу сестру Ву. Когда она зажала молодой женщине рот рукой в латексной перчатке и вколола тщательно отмеренную дозу эторфина, та, прежде чем вырубиться, успела еле слышно удивленно мяукнуть. Уже прошло несколько минут, а ее лицо остается изумленным; она очнется через полчаса.

Последний штрих художника: Вилланель снимает с сестры Ву трусы и кладет их на голову Жир-Панды. Затем достает дешевый мобильник, купленный за наличку пару часов назад, и фотографирует его с разных сторон, выбирая ракурсы понепригляднее. Последним кликом фотографии с уже заготовленным комментарием рассылаются на полдюжины адресов – самым влиятельным китайским блогерам и диссидентам. По крайней мере, эту историю китайский истеблишмент замять не сможет.

Если во всех борделях мира и есть какое-то общее правило, то оно гласит: входящие клиенты не должны сталкиваться с уходящими. В доме на Данфэн-роуд к выходу ведет задняя лестница, и Вилланель, переодевшись, пользуется именно ею. На улицах влажно, там до сих пор полно туристов и прогуливающихся семейств, и никому нет дела до молодой европейской женщины в бейсболке с рюкзачком за спиной. Потом под давлением – а в ближайшие дни и недели на улочках и в переулках Старого города зададут много неудобных вопросов – пара свидетелей припомнят, что на бейсболке был логотип команды «Нью-Йорк Янкиз» и что темно-русые волосы женщины были собраны в хвост, а затем все эти смутные впечатления выльются в молву: подозреваемая – американка. Но, к сильному огорчению разведки и полиции, ее лица не вспомнит никто.

Десятиминутной прогулки достаточно, чтобы избавиться от телефона, батареи и сим-карты – они обретают покой в мусорных баках разных ресторанов. Халат, перчатки, маска и шапочка вместе с газовым цилиндром в авоське с камнями отправляются на дно реки Хуанпу.

Через пару часов Вилланель лежит в ванне с декоративными ножками – квартира на десятом этаже в элитном квартале «Шанхайская французская концессия» – и размышляет о сегодняшнем убийстве. Вода благоухает экстрактом стефанотиса, стены – нефритового цвета, шелковые занавески волнует легкий бриз.

Как всегда в таких ситуациях, поток ее эмоций то нарастает, то спадает. Она удовлетворена удачно сделанной работой. Тщательное предварительное изучение, изобретательное планирование, и – чистое бесшумное убийство. Смог бы кто-нибудь еще убрать Жир-Панду столь же стильно, столь же гладко и легко? Она мысленно проигрывает его последние секунды. Изумление в глазах, когда их взгляды встречаются. И вслед за этим – любопытство, затем понимание и принятие, когда он уже начинает отплывать в бездонные глубины.

Еще она довольна своей ролью. Пьянящее чувство – стоять в неподвижном центре вращающегося мира, осознавая, что ты – орудие судьбы. Видеть, что ты не проклята, а напротив, одарена грозной силой, – неплохая компенсация за годы лютых унижений, прожитые под именем Оксаны Воронцовой.

Однако одно унижение тех лет она переживает по-прежнему остро: момент, когда ее отвергла школьная француженка Анна Ивановна Леонова. Одинокая женщина под тридцать, Леонова буквально боготворила рано развившиеся языковые способности проблемной ученицы и, не обращая внимания на грубость и испорченность Оксаны, была полна решимости раскрыть ей глаза на мир за серыми пределами Перми. По выходным они встречались у Анны в ее крошечной квартирке, обсуждая Колетт и Франсуазу Саган, а однажды – в тот памятный вечер – ходили в театр имени Чайковского на оперу «Манон Леско».