Ольга Валькова - Илья (СИ)

Обратно двигались по зимнику. Весенняя распутица, начавшаяся в тот год рано, сделала их передвижение медленным и трудным. Посоветовавшись, они решили добраться (благо, немного осталось) до ближайшей к реке, которую им нужно было пересечь, деревне и там обосноваться на постоялом дворе в ожидании пути.

****

- Илья! - заорал Иван Годинович, не веря своим глазам. Юноша, пришедший с ним, вздрогнул, заметался глазами, ища Илью в дымном, полном людей помещении, нашел и больше уже не отпускал. Смотрел не отрываясь. Годинович двинулся к поднявшемуся из-за стола Илье, расталкивая попадавшихся на пути, а его спутник не двинулся с места. Так и стоял у косяка в неловкой позе застигнутого врасплох.

Илья торопливо двинулся навстречу, обнялся с Иваном, хлопнул его по спине, сказав: "Садись вон там, я скоро" - и пошел дальше. Он всем сердцем чувствовал, что мальчику у двери он сейчас намного, намного нужнее, чем Годиновичу. И торопился.

Когда он подошел, юноша, все так же не отпуская его взгляда, вышел за дверь. Илья вышел с ним. Влажный ветер ранней весны раздувал одежду, с козырька капало, растрепанные серые тучи неслись над миром.

- Как тебя звать-то? - спросил Илья.

- Ты, Илья Муромец, помнишь ли одноглазую девицу со шрамом на лице? - размеренно и холодно, белыми почти неподвижными губами спросил спросил парень.

Илья понял сразу.

- Мой сын, - прошептал он. - Мой сын...

Тучи рвались на неопрятные клочья, неслись куда-то к шумящей тронувшимся льдом реке.

- Алена. Где она была, скажи мне, сын? Я искал везде.

- В московской земле. Она не помнила своего имени.

- Так вот почему я не слышал ее.

****

Все оказалось не так. Не нужно было спрашивать, любил ли, - продолжал любить. И почему не защитил, не нужно было: в быстрых вопросах и ответах дохнуло присутствие злого обмана, лютого колдовства. Ничего было не нужно: Илья Муромец обнимал своего сына.

Он не носил его на руках и не подбрасывал выше крыши. И меч держать сына учил не он, а Вольга. Хорошо, что Вольга. Этого всего было не вернуть и не изменить, а только вечно плакать об этом в душе, и радоваться, радоваться, глядя на сына своего, на черты Алены, живые, живые.

****

Иван Годинович, убивший жену свою за измену, пил в одиночестве. Илья с Соколиком сидел в уголке залы, расспрашивая жадно о каждом часе жизни его и Алены. Издалека, сквозь печной дым и туман влажной одежды, Иван Годинович смотрел на Илью, на мальчика, смотрел в их лица, тосковал и радовался. Он удивлялся себе: что за дело ему до чужой встречи, до чужого сына, ему, собственным гневом лишившего себя всего? Но радовался, как будто жизнь еще не кончена, как будто возможно в ней что-то еще.

****

И о Вольге говорили, конечно. О крестике на последнем бревнышке гати. О глазах наставника, насмешливых и внимательных, в которых Соколик никогда не замечал вертикальных зрачков. А когда услышал о таком - удивился. И о Добрыне, который хотел спросить его об отце, Соколик же чувствовал, что хотел, - но не спросил.

- Представишься ему по чину, по отчеству, как вернетесь, - Илья светился, сердцем предвкушая эту встречу.

- А ты?

- У меня здесь дело. Переночую и с утра поеду.

- Можно мне с тобой?

- Нет, - строго сказал отец сыну.

И Соколик взорвался.

- Ты не знаешь. Я собирал по крупинкам, везде, где только мог что-нибудь узнать. Я собирал тебя! Чтобы знать, кто ты, какой ты. И я понял. Поликарп сказал, что упал на колени: кем угодно, только идти за тобой! И я тоже... Поликарпа ты не оттолкнул. Я твой сын, и я хочу идти за тобой! Мне упасть на колени?

Илья внимательно вглядывался в него.

- Ты мой сын, - сказал он очень мягко, - и поэтому ты должен идти не за мной. Ты должен идти дальше меня той же дорогой. Если ты действительно понял, ты сможешь.

****

Нестор отошел от окна, за которым была только унылая слякотная серость, сел за стол, согнав с лавки толстого рыжего кота, который так и норовил устроиться на его месте, стоило только юноше встать; придвинул поудобнее свечу и письменные принадлежности. Наверное, кот считал это место лучшим в доме: Нестор проводил здесь по многу часов. Никто ведь не станет сидеть так долго на плохом месте.

Благодаря постоянным упражнениям Нестор уже свободно ходил без палки и даже не прихрамывал, хотя в подвижных играх со сверстниками по-прежнему был не силен. Но это уже не волновало его. Открытый для него грамотой мир книг, мир текстов привлекал его гораздо больше: это был его мир.

И в нем Нестор мог многое.