Ольга Валькова - Илья (СИ)

Это походило на блуждания вокруг запертого дома, что стало особенно ясно, когда смерть проницательного казначея Фомы Евсеича и беспечная жадность его наследников позволили возобновить поиски Ключа и найти его - без карты.

****

- У меня нет никакой карты, - тем же покаянным голосом ответил Амадео, - меня вели.

- Кто?

- Раньше я думал, что Бог или ангелы его, - ответид Амадео и добавил совсем тихо, - теперь же я думаю, что наоборот. Я грешен, падре, очень грешен.

- Данной мне властью отпускаю тебе твои грехи, сын мой, тем более, что мне это ничего не стоит, - отмахнулся его собеседник. Потом задумался.

- Тебя вели. Ты слышал голос?

- Да. Сначала один голос. Теперь их много.

- Что ж, доверимся голосам. Ты возьмешь ключ, войдешь, если сможешь войти, возьмешь Чашу и отдашь ее мне.

Амадео молчал.

- Ты услышал меня, монах?

- Да, - тихо отозвался Амадео. Он был маленьким и скрюченным, и, казалось, едва мог говорить, но Сервлий чувствовал - что-то изменилось в нем. - Я не сделаю этого.

- Вот как! Так велят тебе твои голоса?

- Нет. Они говорят, как вы, - взять Чашу и отдать вам.

- Так в чем же дело, черт возьми?!

- Теперь, когда я раскаялся в гордыне, они не скрывают, кто они, - и Амадео жалко, криво усмехнулся.

Один из спутников епископа дернулся к нему, схватившись за плеть, висевшую у пояса, но епископ остановил его движением руки.

- Друг мой Амадео, - заговорил он мягким, вкрадчивым голосом, - ты бродишь не первый год по этой безумной стране, где люди в одночасье сбросили в реку богов, но разговаривают с русалками и воюют с крылатыми змеями, - и все еще веришь в бесов?

- Да, - разлепил губы Амадео. - Мой грех впустил их в мою душу.

Он уже не мог стоять. Привалившись к стене, двумя руками держался за голову, сдерживая стон, а может быть, и крик. Епископ рассматривал его.

- А зачем же тебе была нужна Чаша? - спросил он вдруг голосом почти сочувственным.

- Не мне... Всем... Христос... - прохрипел монах.

- Понятно, - ересиарх улыбнулся. - Ты гнался за легендой, мой друг. Иосиф Аримафейский не собирал кровь Христа в чашу - да и кто б его подпустил! - а если даже и собирал, дальнейшая судьба сего предмета неведома. Его попросту спутали с другим, легенды о котором смутно звучали у разных народов. Грааль гораздо, гораздо древнеее и создан народом, от которого не осталось даже имени. Он способен на многое, но главное: тот, кто им владеет, управляет творческой энергией всех детей Плеромы. Вместо всех ваших богов и русалок - один бог на земле, бессмертный, чьей воле подчинено все творчество всех, кто способен творить.

- То есть ты, епископ Падуанский?

- Ты слишком мало обо мне знаешь. Собор в Падуе, кстати, разрушен. Землетрясение, понимаешь ли, случилось.

Он кивнул двум своим спутникам, те приблизились, взяли Амадео за плечи, встряхнули, как мешок, и потащили, безвольного, наружу, где бушевала гроза. Епископ, накинув капюшон, последовал за ними.

Чуть выждав, выскочил Сервлий.

Глава 26

Место, куда держал свой путь Илья Муромец, было издавна известно всем на Руси - и избегать его старались тоже все. Не всем это удавалось, но некоторые даже возвращались. И совсем немногие возвращались теми же, кем ушли.

Илья ехал сияющими березовыми рощицами, где иван-да-марья, колокольчики и мелкие ромашки путались в высокой склонившейся траве, звонкими сосновыми лесами со сладко пахнущими малинниками по берегам ручьев, влажными, сумрачными смешанными лесами, где почти не света. Ехал долго, останавливаясь на ночлег, ведя Сивку в поводу в трудных местах, где только и смотри, чтобы конь не сломал ногу; набирал походя горсти лесных ягод.

Пошел ельник, древний, запутанный, темный и мшистый, полный ядовитых грибов, бледных, с оборчатыми ножками. Сначала грибы попадались то тут, то там, и лишь потом сложились в два ряда, бледно светясь в вечном полумраке ельника и указывая дорогу.

Илья ехал этой дорогой.

Изба открылась внезапно: за огромной елью, за поворотом ядовитой дороги. Она казалась древнее леса - да, наверное, и была.

Бревна такой толщины рубить - это какой же топор нужен? Но пни враскоряку, на которых изба стояла, чтобы уберечься от мшистой сырости, были еще толще. Пожалуй, трех таких, как Илья, нужно, чтобы обхватить такой пень, - двоих не хватит.

- Избушка-избушка, повернись ко мне передом, к лесу задом, - негромко, как положено, произнес Илья.

Он ожидал, что огромные корневатые пни стронутся с места, но этого не случилось. Просто воздух заколебался, как в жару над степью, пошел волнами - и Илья увидел дверь с замшелыми каменными ступеньками к ней.