Unknown - 3

Но он не знал ничего сознательного, она была в этом уверена. То, что воспринимал Брэден, было замечено не его сознанием.

Когда она несколько минут стояла позади него, и он расстроился, он повернулся. Он хмурился, раздраженный тем, что она стоит там. Но она полагала, что это было естественно - никто не хотел, чтобы кто-то смотрел через его плечо. Он сказал: «Ты чувствуешь себя лучше?»

Она кивнула.

«У меня есть стейки, - сказал он. «Ты останешься на обед?»

«Я … я бы хотел», сказала она тихо.

Он взглянул на темный сад и начал очищать свои краски. По его указанию она вымыла два картофеля и заставила их испечь, чувствуя самодовольство, что она готовила на кухне в верхнем мире. Он пошел мыться, затем положил некоторые записи и установил ей виски. Он сделал салат, а в то время как стейки жарили, он позвал маленькую кошку. Он выглядел разочарованным, когда она не появлялась. «Наверное, глупо беспокоиться, но она заболела пару раз».

«Это не глупо, просто очень заботливо. Но я не думаю, что она придет, пока я здесь. Кошки всегда избегают меня.

Они ели на террасе при свечах, смотрели сад на кошку и слушали записи. Музыка была для нее странной, увлекательной. Были трубы, кларнеты; он назвал это качели. Затем одно число поразило ее память, сделав ее невыносимо ностальгией, и Брэден сказал, что Алисе это понравилось.

Они вымыли посуду вместе и сыграли еще одну стопку рекордов и ничего не говорили и обо всем - о Маккейбе, об Алисе и Кухнях, о городе, его галереях и музеях. На нее тронули ее воспоминания, озолоченные деревья в парке Золотые Ворота, а затем ветер в океане. Из комнаты с просветом и фонтаном. Ужасные воспоминания коснулись ее тоже - картины из дюжины разных школ, где она всегда была новым ребенком, взбитым, туманным. У него были такие же воспоминания, что он так часто двигался, как отец следовал за нефтяными полями. Она помнила, что считалась странным ребенком, потому что ей нравились кошки, но она хранила эту память для себя. Когда они обнаружили взаимные страхи и боли в детстве, она обнаружила, что она нуждается в том, чтобы он вставал так, как никогда раньше.

Она заставила его рассказать о своей работе, хотя ей приходилось читать между его замечаниями. Медленно она начала понимать поиск, который он начал с каждой новой картины. Она начала видеть, как он нащупывался, каждый раз, для какой-то сущности, почти за пределами живописца. Он рассмеялся над собой. «Поздняя ночная беседа». Но она очень любила то, как он объяснял свои чувства.

Он не был застенчив. Его слова, казалось, были способом изучения, как будто он редко вкладывал свои намерения в сознательную мысль. Она понимала, что его видение работы происходит из глубины души; она думала, что его глубокий отклик на мир был почти как внутреннее очарование.

Поздно вечером он снова позвал кота, затем принесла Мелиссе чашку чая. Она сказала: «Полностью луна - это делает кошек сумасшедшими. Вероятно, она играет в саду, садясь на деревья. Она улыбнулась ему. «Утром она будет дома, не волнуйся».

Опираясь, чтобы опустить чашку, он коснулся ее волос, затем наклонил подбородок и пристально посмотрел на нее. Она сглотнула, наклонив голову, чтобы прижать лицо к его руке. Потирая ее щеку, она поднялась и потащила его в спальню.

В тусклом лунном свете, охваченном прохладным соленым ветром, она позволила ему раздеть ее. Она уже привыкла к его наготе и была удивлена, потому что не могла сказать ему об этом. Она поднялась до его поглаживания, к его губам, как будто ее никогда не любили, как будто это был первый раз.

Глава 52

Уилльз добрался до вершины сада, наполненного яростью в Мелиссе, за заклинание, которое она пыталась наложить на него. В женщине Catswold было слишком много власти. Хотя ее заклинание не уничтожило его памяти, он почувствовал, как его лицо стало слабым, почувствовав, что он начинает погружаться в скучное состояние забывчивости, использовал всю свою силу, чтобы противостоять ее чарам. Ему было приятно, что он причинил ей боль, увидел кровь, когда она отвернулась. Пила с отвращением. Браден Уэст открыл ей дверь-студию и обнял ее. И затем на верхушке сада, когда он шпионил за двумя котятами Оливии, загоревшими на крыльце, вся его ярость сосредоточилась на них. Он думал о том, что кошачья кровь бьется и тонкие кости сломаны, подумал, что котята напоминают Мелиссу, если не по цвету, по крайней мере в их мягкой, пушистой слабости.

Он случайно подошел к котятам, как будто он их действительно не видел. Не обращая внимания на них, он сел на верхнюю ступеньку.