Пользователь Windows - Put istinnoy lyubvi gl Ann

что только что спас целый квартал от смерти через сожжение.

Одетая в футболку с изображением старой музыкальной группы и в пластиковых бусах на

шее, Пен держит рядом, несколько альбомов с роком и эта музыка медленно играет на

заднем фоне.

– Не стоит жечь так много свечей или предлагать свое тело в качестве сосуда для давно

ушедших из жизни музыкантов, – говорю я.

– Он бы не умер, если бы его не убила собственная жена, – Пен поднимает на меня свои

разочарованные карие глаза.

– Разве он не сам себя застрелил? – спрашиваю я.

Пен отмахивается от меня.

– Ты принес плохие известия?

Я киваю и говорю:

– Мой папа сказал, чтобы нам не стоит... ну ты поняла... делать этого.

Юный маг выпрямляется, и ее длинные волнистые волосы спадают на хрупкие плечи.

Крестик висит достаточно низко и достает до груди. Прошло три дня с тех пор, как она

предложила расстаться с девственностью друг друга. С тех пор, мысли о девушке, которая

часто плачет без причины, вторгаются в мою голову совершенно с новой стороны.

Я вспоминаю форму ее губ и насколько верхняя губа пухлее нижней. Вокруг груди она

усыпана мелкими веснушками, а некоторые собрались в форме кристаллов прямо под

впадинкой на шее. Длинные ресницы достают почти до ее нежных щек, когда она

опускает глаза, и мне так нравится ее манера говорить уголком рта.

Когда мы целуемся, я еще сильнее ощущаю как ее «девичье развитие» мягко упирается в

мое тело и как пальцы нежно порхают по моей шее.

На следующий день за обедом, Пен взяла мою руку и под столом положила ее на свое

оголенное бедро. Я был настолько напуган, чтобы сделать хоть что-либо и мой страх был

единственной вещью, которая удержала меня от того что я хотел сделать – провести

открытой ладонью вверх и вниз по бедру.

– Что они вообще знают? – говорит она, проводя тыльной стороной ладони по лбу. Ее

футболка приподнимается, когда она вытягивает вверх руку.

В глубине живота прыгает нервный комочек. На секунду я закрываю глаза, прогоняя

прочь мысли о голом пупке и желтых трусиках, торчащих из-под джинсовых шорт.

– Он как бы доктор, – говорю я, сглатывая с трудом.

–Но, он ничего не знает о нас, – легко отвечает она, прикладывая свой подбородок на мое

плечо. Пенелопа смотрит на меня из-под своих темных ресниц.

Близость этой девушки заставляет потеть мои ладони, и у меня снова учащается

сердцебиение.

– Мы же любим друг друга, так? – шепчет она.

Для меня совсем ничего не значило это слово, которое упомянул отец, прежде чем я

выскочил из кабинета; но слыша слово «любовь» из уст Пенелопы, сразу проясняется

многое.

Я люблю ее с поры пузырей от жевательной резинки и фургона для переезда.

Я люблю ее, и за очки в красной оправе в форме сердец.

Я люблю ее и за то, как она выглядит, паря на руле моего велосипеда.

Я люблю ее.

***

– Что происходит с Пенелопой? – спрашивает Герберт, кивая головой в сторону

печального Нечто под деревом в школьном саду.

Пен сидит, спрятав свое лицо между колен, которые она притянула к груди. Я знал, что

сегодня будет достаточно проблемный день, когда вытащил ее утром из постели и увидел

темные круги под глазами, и слезы, которые катились по ее бледным щекам. Но все еще

более ухудшилось в течение дня.

Спрятавшись под стеклами голубого цвета, она невидима; а мир все видит. Она ни с кем

не разговаривает, кроме меня, и когда я пришел чтобы забрать ее с урока перед обедом,

она спала, положив голову на стол.

– Да ничего с ней не происходит, – резко отвечаю я. Мои друзья не знают. Им не нужно

знать дважды два, чтобы понимать, что с Пен что-то происходит.

Присоединившись к своей подруге под старым дубом, я встаю на колени позади нее.

– Я не думаю, что могу пойти на следующий урок, Диллон, – говорит она. Ее голос глухо

звучит между колен.

– Еще один урок и мы уйдем вместе.

Она трясет головой, поворачиваясь в сторону, так, что я вижу ее лицо. Жидкая подводка

течет с ее глаз, и губы дрожат, когда она произносит,

– Я хочу найти своего папу. Он разрешит поспать мне в его кабинете.

– Ты уже почти преодолела большую часть дня. Еще один час – это же ерунда, – говорю я,

вытирая ее лицо своими пальцами.

Поднимая «мисс безнадежность» на ноги, я хватаю ее под руку и веду к зданию, где будет

последний урок Пен. Я наблюдаю, как ее маленькие зеленые туфельки шагают позади