Марш Генри - Призвание. О выборе, долге и нейрохирургии

перчатки, подошел к микроскопу, поправил его и заглянул в мертвый мозг.

– У вас тут есть нейрохирургический ретрактор? – спросил я.

Очевидно, ничего подобного не было, так что я взял небольшое долото и слегка

приподнял лобную долю мозга. Крови, разумеется, тоже не было, но по структуре

мертвая ткань не сильно отличалась от живой.

– От формальдегида все становится жестким и плотным, да и запах

отвратительный. Где они только берут эти свеженькие головы? – пробормотал я,

ни к кому конкретно не обращаясь.

– Наверняка подобрали труп бродяги с улицы, – предположил кто-то.

Я рассек переднюю мозговую артерию, объясняя, как проводить резекцию (то есть

удаление) прямой извилины мозга, чтобы добраться до аневризмы передней

соединительной артерии.

– Прямая извилина отвечает за обоняние, – объяснил я своей немногочисленной

аудитории. – Некоторые проблемы с обонянием определенно лучше, чем

повторное кровоизлияние и смерть, что неизбежно случится, если оставить

аневризму как есть.

Я предложил двум ординаторам продолжить операцию и обошел стол, чтобы

заглянуть в мертвое лицо: голова выбрита, глаза закрыты, на щеках щетина,

пеньки немногочисленных зубов потемнели. Этот человек явно никогда не был у

стоматолога. Насколько я мог судить, умер он не таким уж и старым. Я не

удержался и на мгновение задумался, что это был за человек и какую он вел

жизнь; а ведь когда-то и он был ребенком, перед которым открывалось

необъятное будущее.

Практические семинары – дело вполне обычное, но я присутствовал на подобном

мероприятии впервые, и происходящее меня изрядно нервировало. Наверное, это

можно назвать проявлением слабости с моей стороны, поскольку очевидно, что

будущим хирургам гораздо лучше тренироваться на таких семинарах, чем в

операционных на живых пациентах. Недели через две, вернувшись домой, я

затронул эту тему в разговоре с коллегой, который не так давно занимался

организацией похожего семинара в Великобритании.

– Что, – рассмеялся он, – только одна голова? В прошлом году я заказал в США

целых пятнадцать штук для семинара по операциям на черепе. Их подвергли

лиофилизации и прислали самолетом. Перед семинаром для каждой головы надо

было сделать МРТ, так я загрузил их в багажник и повез в больницу. Даже не

знаю, что бы я сказал, останови меня по дороге полиция. А тут, как назло, они еще

и оттаивать начали. Ума не приложу, где их только берут.

Покинув помещение с отрубленной головой и спящими под наркозом свиньями, я

обнаружил у входа в лекционную аудиторию, в которой начался мой рабочий

день, новые подносы, щедро уставленные закусками.

После завтрака нам в ускоренном темпе провели экскурсию по больнице. Она

состояла из стройных рядов многоэтажных башен – мы пересекли бесконечную на

первый взгляд череду коридоров и вестибюлей. При больнице имеется

двенадцатиэтажная гостиница; пациенты приезжают сюда на лечение со всего

света, не только из Америки. Рядом находится еще двадцать – двадцать! –

больниц, а также множество других медицинских учреждений и научно-

исследовательских институтов. Площадь территории, которую занимает

Техасский медицинский центр, превышает квадратную милю. Когда я смотрел из

окна своего гостиничного номера на двенадцатом этаже, то видел одну больницу

за другой – все из блестящего стекла, удаляющиеся к горизонту, словно горный

хребет. Медицина в США откровенно расточительна. В Чикаго я посещал

больницу с собственным роскошным рестораном и садом на крыше.

Американские больницы погрязли в ожесточенной коммерческой конкуренции, и

многие из них специально спроектированы так, чтобы как можно меньше

напоминать больницу. Скорее они похожи на дорогие отели или торговые центры.

Сплошная мишура.

Тем вечером мы с коллегами отправились в загородный клуб. Дорога вела через

пригород мимо больших особняков с просторными лужайками. Клуб тоже

поражал размахом: внутри – к слову, из-за кондиционеров там царил лютый

холод – обнаружился дорогой массивный камин в шотландском стиле, по обе

стороны от которого на стене висели оленьи головы, а над широкой парадной

лестницей разместилась огромная репродукция картины викторианского

художника Ландсира «Монарх долины», изображающая величественного оленя.

Поужинали мы чудесно. Нам прислуживали пожилые мексиканцы с серьезными