Взрывы невероятной силы раздирают мерзлую землю. Грязь, снег, целые деревья взлетают в воздух, балансируя на фонтанах пламени, словно бы бьющих из недр земли. Ядовитый дым клубится над израненной местностью. Куда ни глянь, виден зеленоватый бульон из талого снега, крови и клочьев человеческой плоти. Мы находимся в каком-то громадном смертоносном котле.
Блиндаж подскакивает и пляшет, будто пробка в бурном море. Люди сходят с ума. Мы колотим их, это наше испытанное средство против шока. Лес горит. Лед на реке раскалывается, черная вода бьет фонтанами. Реке предстоит стать кладбищем для многих русских и немецких солдат. Я плотно прижимаюсь к полу блиндажа. Осколки со свистом влетают в узкие окна. Мешки с песком, которыми мы закрыли их, давно сметены взрывами. Блиндаж трещит и стонет. Выдержат ли его толстые бревна такой обстрел?
Один из новых снарядов со взрывчаткой из каменноугольной смолы буквально подбрасывает блиндаж в воздух. Я чувствую, как из-под ложечки поднимается вопль. Нервы у меня вот-вот сдадут.
— Черт возьми! — выкрикивает Порта. — Сегодня Иван демонстрирует нам все образцы снарядов!
— Мне это не нравится, — говорит Малыш. — Если один из них взорвется прямо над нами, зубные щетки можно будет выбросить. Потому что всем потребуются новые зубы.
Старик вертит ручку полевого телефона и свистит в трубку.
— Чего звонишь? — спрашивает его Порта. — Если вызываешь такси, предлагаю расплатиться с водителем поровну. Только, боюсь, в такую бурную ночь ждать машину придется долго.
— Я должен связаться с командиром роты, — рычит Старик. — Мне нужны приказы! Это большое наступление.
Кажется, что грохот взрывов немного слабеет.
— Конец, — кричим мы, хватая свое снаряжение.
— Наступление, — уверенно говорит Старик, попыхивая трубкой с серебряной крышечкой.
— Где советским недочеловекам взять людей и технику, чтобы начать наступление? — язвительно говорит Хайде. — Фюрер сказал, что они разбиты. Остальная часть войны будет маршировкой.
— Вот тебе дверь, — усмехается Порта. — Иди форсированным маршем, Юлиус! Я бы хотел видеть, кто из ребят пойдет маршировать с тобой!
Автоматные рожки приготовлены. Карманы набиты патронами. Гранаты засунуты в голенища. Магнитные мины под рукой.
Мы живем от секунды к секунде, от минуты к минуте, готовясь к смерти в этом ревущем аду.
Рота на марше. С неба с воем падает снаряд, и дорога перед нами исчезает. Товарищи разбросаны в полях. Большинство их мертво. Вскоре уцелевшие снова на марше, ищут знакомые лица и находят очень немного или не находят совсем. Заводят новые знакомства. Потом с неба падает новый град снарядов. Тут они становятся «трудными», не смеют создавать ни с кем даже самых незначительных уз.
Мы прячемся в снарядных воронках, уклоняемся от тысяч кишащих в воздухе дьявольских штук, идем в штыковую атаку, раскраиваем лица остро отточенными саперными лопатками, стоим в очереди у полевой кухни за тарелкой крапивного супа, идем к медикам перевязать раны. Каждый мечтает о чистой постели в госпитале в Германии. Унтер-офицер медицинской службы насмешливо усмехается и снова отправляет нас в ад!
С тремя таблетками аспирина и легкой повязкой раненый идет дальше, его подбирает незнакомое подразделение и делает ротным связным; он бегает под обстрелом с сообщениями от одной снарядной воронки к другой, пробирается через минные поля, пока не оказывается снова ранен или, возможно, убит. Переходит из подразделения в подразделение. Редко получает письма. Когда приходит письмо, тоска по родным и по дому разрывает его нервы в клочья. Вся его двадцатилетняя жизнь терпит крах. Бросай ты эту войну, говорит он себе. Отечество, что это такое? Я ему ничего не должен. А оно требует моей жизни! Он взваливает на спину свои пожитки и уходит. Ищейки ликвидируют множество дезертиров. Штрафники из организации Тодта[104] заполняют могилы. Дезертирство его больше не привлекает. Массовые казни подействовали как сдерживающее средство и вернули ему рассудок. «Ты уходил от нас?» — доверительно спрашивают его в роте, когда он небрежно бросает свое снаряжение в угол. «За кого вы меня принимаете?» — лжет он со смехом.
— Мы что, в самом деле покидаем это замечательное местечко? — спрашивает Малыш. — Черт возьми, можно было бы приятно провести здесь зиму!
И печально осматривается вокруг.
— Оставайся, если хочешь, — усмехается Штеге. — Я ухожу!
От очень близкого взрыва блиндаж подскакивает, как мячик. Крыша с одной стороны обрушивается. Печная труба разваливается на куски, удушливый дым заполняет помещение и гасит коптилки.
Читать дальше