самыми ревностными приверженцами Саббатая.
«Как! - с негодованием восклицали они. - Неужели горячие покаянные молитвы,
возносившиеся в течение целых восемнадцати столетий к престолу Всевышнего
должны умолкнуть теперь? Неужели святое иго торы должно быть свергнуто? Нет,
истинная религия должна не снимать, а налагать новые бремена на плечи людей. Да и
чем же, наконец, может ознаменовать себя эра искупления мира, как не изданием
новых, сугубо тяжких законов, если только возможно измыслить таковые? Правда, Бог
Сам пребывает между ними, - в этом они нимало не сомневаются. Но как может
посягать на неприкосновенность законов, заимствованных из святой книги и
дополненных с одной стороны - усердными трудами целых поколений праведных
раввинов, и с другой - предписаниями «Шулхан-Аруха», составленного благочестивым
Каро (да будет благословенна память его вовеки!) и представляющего такую
грандиозно-замысловатую вереницу церемониалов и обрядов, которые чтились их
предками так свято, что они нередко платились даже жизнью при соблюдении их.
Возможно ли уничтожить и попрать все это без богохульного нарушения святыни?».
Таким образом, во всех еврейских общинах образовались небольшие партии, со
слепым упорством отстаивающие излюбленные ими уставы и учреждения, служившие
якобы главной основой и обороной для еврейства.
Правда, то, о чем они так долго и так усердно молились, уже ниспослано им.
Утешительная надежда, почерпнутая ими от Зогара и основанная на божественном
обещании, что печаль их превратится в радость, а закон - в мертвую букву, - эта ве-
ликая надежда, не покидавшая их ни днем, ни ночью, - осуществилась наконец; к ним
действительно явился обещанный им- воплощенный мессия, а следовательно, и
вожделенная минута восстановления иудейского царства уже недалека. Но в глубине
их сердец все еще таится какой-то смутный страх за светлое настоящее, и они робко
цеплялись за свое мрачное и безотрадное прошлое.
Настал день бывшего поста, замененного торжественным праздником, по
распоряжению мессии, который после полудня появился на улицах еврейского
квартала в Смирне, окруженный разрозненной и шумной толпой, беззаботно плясавшей
и певшей под аккомпанемент флейт, тамбуринов, арф и рогов. Мелиссельда тоже с
увлечением пела хвалебные псалмы. Но вдруг музыка и пение разом стихли, и в толпе
поднялось зловещее волнение, поводом к которому послужил моментально облетевший
ее слух о том, что в смирнской общине завелись неверующие еретики, которые
постятся и слезно молятся в синагоге, невзирая на высокоторжественный праздник.
Шумное сборище гурьбой ринулось к синагоге, двери которой оказались запертыми, но
из-за них, действительно, слышались скорбные стоны и вопли.
- Взломайте дверь! - громовым голосом скомандовал Исаак Сильвера. - Как
смеют эти дерзкие еретики профанировать день великого праздника!
Из толпы выдвинулись несколько молодцов, которые, вооружившись каменьями,
вывороченными из мостовой, принялись усердно бомбардировать запертую дверь.
Наконец взломанная дверь была отворена настежь, и осаждавшая ее толпа с
негодованием увидала, что пол синагоги был устлан распростертыми телами
молящихся, которые с глухими стонами катались по нему в молитвенном экстазе.
В числе молящихся находился также разжалованный Саббатаем раввин, Аарон
де-ла-Папа, человек с весьма почтенной и внушительной наружностью, величаво
поднявшийся на ноги, как грозное привидение, окутанное белым саваном, из которого
выглядывало только его мертвенно бледное лицо, изнуренное продолжительным
постом.
- Безбожники! - сурово крикнул он. - Как смеете вы осквернять своим
присутствием дом Божий!
- Закоснелые еретики! - запальчиво отозвался Сильвера. - Как не боитесь вы
прогневить Господа Бога, моля его о том, что Он даровал уже нам по Своему
неизреченному милосердию? Что вы - издеваетесь, что ли, над Ним?
- Как постились в старину мои деды и отцы, так и я буду свято чтить все
установленные посты, - угрюмо прибавил старец седовласый, Соломон Альгази.
В ответ на это заявление над головой набожного старца прожужжал пущенный в
него камень, который, к счастью, только слегка поранил его.
- А я советую тебе осушить покаянные слезы и от скорби перейти к ликованию,
если ты не хочешь, чтобы тебя побили каменьями, - решительным тоном произнес Илья
Читать дальше