заметив этого обстоятельства, при изумительной гибкости своего ума продолжал
учение на прерванном мест и нашел возможность связать между собой два совершенно
разных места Талмуда! При таком направлении умственной деятельности раввинизма
учение сделалось средством не для достижения истины, как у древних раввинов, а для
ее затемнения. В софистике хилука тот считался корифеем учености, кто или мог
привести доказательства в пользу разрешения того, что запрещено, или кто умел
предъявить побольше аргументов за и против одного и того же положения, но никак не
тот, который при помощи приемов разумного логического толкования добивался
истины в лабиринте Талмуда и талмудистской литературы. Против хилуков,
производивших вредное нравственно влияние, возбуждая между талмудистами
завистливое соперничество и чрезвычайную гордость, столь свойственную школьному
педантизму, - разумеется, боролись, хотя и с малым успехом, лучшие умы еврейства.
Эта игра ученостью из-за недостойных целей и извращение естественных законов
мышления в такой же малой мере могли нравиться большей части еврейского народа, в
какой нравственные недостатки раввинизма могли питать в массе уважение к этому
знанию. Подобный порядок вещей не мог долго продолжаться без того, чтобы не
вызвать каких-нибудь перемен, ибо он в самом себе скрывал задатки своего
разложения. И в таком-то состоянии уже издавна находится все иудейство со своим
религиозным учением.
В заключение нельзя оставить без внимания того замечательного обстоятельства, что Талмуд, помимо всех других делений, разделяется еще на официальный и
неофициальный, то есть: на издаваемый напоказ гражданским властям и на издаваемый
для собственного употребления евреям. В первом случае (показной), Талмуд является
совершенно приличным, не только не поражая читателей фанатизмом своих воззрений,
но даже щеголяя высокой нравственностью и чистотой своих гуманных правил; во
втором (для собственного употребления евреям) проповедуется непримиримая злоба и
ненависть к гоям, и не только высказывается презрение ко всем законам
человеколюбия, но даже запрещается вытаскивать гоя из ямы, в которую бы он
случайно упал. Последнего рода Талмуд, единственно почитаемый и канонизируемый
еврейскими учителями, в каждой своей строчке дышит самым закоренелым
фанатизмом, самой закоснелой враждой к христианам и в каждом своем правиле являет
образчики полной безнравственности талмудистских учений.
Новый Талмуд, издаваемый в г. Вильне под современной редакцией у братьев
Ромов, не имеет уже научного авторитета; им пользуются только для выставки бедняки
или же такие, которые никогда и не заглядывают в него. Все раввины и ученые
талмудисты имеют Талмуды заграничного издания, полные, старинные. Хотя в новых
изданиях Талмуда и стараются поднять их авторитет через дополнение, но это издание
отличается от многочисленных других тем, что между различными комментариями
находятся некоторые древние или еще совсем не изданные и появляющиеся ныне
первый раз, или хотя и напечатанные, но весьма редкие и недоступные, как, например,
комментарии рабби Хананеля, рабби Нисима Гаона, рабби Гир-шома Моор-Гагола и др.
В этих комментариях авторы доходят во всем до чудовищной чепухи, стараясь, однако
же, потом заявить свою святость тем, что произведения их якобы плод вдохновения
Божьего и святого ясновидения. Всякий здравомыслящий, читая подобные грубые
бредни и выходки, должен признавать их или прямым мошенническим
надувательством, или некоторым родом умопомешательства.
Позднейшие раввины поступали еще чудовищней. Адепты мистицизма и
каббалистики ухватились за подобные талмудистские рассказы и изречения для того,
чтобы возноситься еще выше на крыльях причудливой фантазии и пускаться
стремительно по безбрежному морю видений, откровений и т. п., так что весьма часто
доходили до крайних пределов сверхъестественности. Раввины же, получившие
светское и философское образование, стараясь, наоборот, очищать Талмуд и мидраш от
всего странного и невероятного, впадали в другую крайность, а именно: посредством
аллегорического способа толкований они заставляли древних талмудистов высказывать
мысли Пифагора, Платона и Аристотеля и нередко навязывали первым даже идеи
Читать дальше