Ирина Ясина - История болезни

В июне 2007 года мой друг Мишка Шевелев заставил меня прочитать в журнале “Знамя” эссе под названием “В родном краю”. Узнал в редакции журнала, что за такой уездный город N. Оказалась Таруса Калужской области. А потом поехал в эту Тарусу, где работал врач-кардиолог, это эссе написавший. Нашел. Максим совсем оказался не тарусянином, а москвичом, врачом с прекрасным образованием, автором учебников и обладателем ученой степени в придачу. От деда, когда-то из-за “дела врачей” работавшего в той же Тарусской районной больнице, в городке осталась дачка. Достроил, переехал — теперь кардиолог в Тарусе. Познакомились, и я стала председателем им образованного попечительского совета районной больницы.

Когда приехала в Тарусу первый раз, увидела то, что ожидала. Свисающие с потолков гроздья электропроводки, батареи центрального отопления, стоящие прямо на линолеуме (во время ремонтов новый линолеум клали прям поверх старого), нищета и безнадега. И чудесные лица врачей.

Городок… Городок горожан отдельно, тусклый, пьяный, знаменитая Таруса дачников с Цветаевой и Паустовским — отдельно.

Зачем эта барынька на инвалидной коляске сюда зачастила? Местная администрация не могла понять, что нам нужно в Тарусе. Глава Нахров доверительно спрашивал, не хочу ли я купить на Оке участок земли. Скажи я “да”, и мои мотивации стали бы ему понятны. Но мне земля была не нужна. Отношения с местными не складывались. Мы казались существами с разных планет. Нахров продолжал интересоваться: зачем мне Тарусская больница? Никакие слова про добрые дела, про гражданское общество его не убеждали. Более того, ему и его заму Крюкову казалось, что мы что-то замышляем, плетем тайком от них какие-то интриги. Наконец Нахрову удалось нащупать мой интерес. Я обронила, что все дело в личности врача. С таким человеком, как Максим, с воодушевлением говорила я, хочется не просто общаться, а делать общие дела, помогать ему. “Уф, — Нахров выдохнул, — дамочке доктор понравился”.

Очень распространенная позиция. В массе своей наши люди не верят в бескорыстные действия. Может, часто обманывались и теперь выбрали позу циника? Может быть. Начав заниматься благотворительностью, я часто была вынуждена объяснять “зачем?”. Люди искали подвох.

2008

Все в моей жизни было упорядочено и спокойно. Душа не рвалась никуда. Так случилось, что я слишком рано, где-то около сорока пяти лет, поняла обреченность ранней беспомощности. Смирилась с беспомощностью. Спасала мой душевный покой смерть тех желаний, которые всегда свойственны моему паспортному возрасту. Они, желания, больше не появлялись, не тревожили меня, и я, соответственно, не страдала от невозможности их реализовать. Помните замечательную песню из фильма “Служебный роман”?

Смерть желаний, годы и невзгоды,

С каждым днем все непосильней кладь...

Годов мне было по-прежнему не много, но старость, время, когда ты уже уговорила себя, что больше ничего не хочешь, либо на самом деле успокоилась, уже наступила. Не хотелось новых нарядов, не хотелось нравиться мужчинам, не хотелось простых и обычных человеческих наслаждений. Да и какие обычные телесные радости мне оставались, когда встать самой со стула и пересесть в кресло становилось все труднее? Я начала привыкать относиться к своему телу как к манекену. Тело не дарило мне удовольствий. Все удовольствия приходили ко мне через мозг. Только работа, театр, кино, книги, музыка. Вообще-то много! И люди. Люди — главное. Хотя я все еще хорошо помнила, что такое мышечная радость, когда ты проехала летним днем километров двадцать на горном велосипеде. Переключая скорости на руле большим пальцем левой руки, чтобы крутилось все быстро-быстро. Колеса и километры. И ноги так приятно заноют...

Довольно большую роль в этом отсутствии “молодых” желаний сыграл мой неулыбчивый спутник. Мы все еще были вместе. Не совсем вместе, что продлевало наш союз. По выходным мы жили у меня на даче, а по будням много работали, а потому, избегая пробок, ночевали в городе, где у каждого была своя квартира. Очень милый и добрый в душе человек, он обладал пессимистическим взглядом на жизнь. Я же и инстинктивно, и сознательно выискиваю любые капли позитива везде, где можно. От негатива рядом я страдала. Мне вдруг стало очевидно, что его явно начала тяготить моя болезнь. Когда-то он очень помог мне, щедро дал и второе, и третье дыхание, не обратив внимания на мой диагноз. “У тебя не терминальная стадия рака...” — повторяла я себе его слова. Конечно, он тогда просто не знал, что такое рассеянный склероз. Не почитал литературу, не выучил матчасть... Тем не менее та фраза была его индульгенция на долгие годы.