Customer - КЛАДОИСКАТЕЛЬ

дождя…

– Знаете, молодой человек, ваша борода великолепна.

Около столика стоял хорошо одетый пожилой господин. Высокий лоб, седые

бакенбарды, очки в тонкой изящной оправе. «Наверняка профессор», – подумал

Владимир. Встал, протянул руку. Пригласил сесть.

– Благодарю вас… простите?

– Владимир.

– А по батюшке?

– Владимир Иванович.

– Удивительное сочетание. А меня все называют Фёдором Алексеевичем.

Будем знакомы.

– Очень приятно.

– Итак, вы хотите перевести с древнегреческого?

– Да. Вот это.

Владимир вынул бумажник, достал из внутреннего отделения сложенный

вчетверо листок в целлофановом пакете. «Профессор» разглядывал его ровно

одну секунду и тут же поднял глаза на Владимира:

– Это же Анахарсис. Откуда?

– Какая вам разница?

– Простите, молодой человек. Невольно вырвалось. Конечно, мне всё равно, откуда у вас листок из книги, которая всегда считалась потерянной и месяц назад

была найдена в Москве, а теперь продаётся с аукциона. Но это не

древнегреческий.

– Как? Ведь Анахарсис был греком?

– Анахарсис был скифом, кочевником. Пришёл в Грецию с севера, может

быть, с Поволжья, Урала или из казахских степей. Владимир Иванович, я

занимаюсь античными текстами сорок лет. Немного разбираюсь, что к чему. Это

не древнегреческий. Это санскрит, записанный греческими буквами. Между

прочим, язык очень близок к нашим северным диалектам. Корни слов одни и те

же.

– Вы можете это перевести?

– Скорее да, чем нет. Попробую… Будет стоить вот столько.

Профессор написал на салфетке сумму.

– Хорошо, – сказал Владимир. – Вот деньги. Только листок я оставить вам не

могу.

– Это и не нужно. Позволите? – Фёдор Алексеевич достал из внутреннего

кармана пиджака фотоаппарат.

– Конечно. – Владимир расправил листок на столе и отвернулся к окну.

Несколько раз сверкнула вспышка.

– Завтра получите перевод. В это же время.

– Было приятно пообщаться.

– Простите, Владимир Иванович, позвольте спросить. Вы просто так заказали

кофе и круассан? Или нарочно?

– Просто так. А что тут такого?

– Видите ли, 27 января 1837 года, утром, в это кафе пришел Александр

Сергеевич Пушкин и сделал точно такой же заказ. А потом поехал на дуэль.

– На дуэль, говорите? Посмотрим…

Владимир пошёл по Невскому дальше. Вышел на Дворцовую площадь, полюбовался на Зимний дворец, прошёл мимо мраморных атлантов, застывших у

входа в Эрмитаж. Вышел к Неве. Подставил лицо ветру, почти весеннему уже.

Был полдень, редкий для Питера ясный мартовский полдень. Солнце весьма

ощутимо пригревало и слепило глаза. Может быть, поэтому Владимир не заметил, как сзади на дороге остановились две машины с наглухо тонированными

стёклами. Из них выскочили люди в касках и бронежилетах и бросились к нему.

+

– Что значит – не можешь? Ты шутишь? – Каганович бегал по кабинету с

телефонной трубкой, прижатой плечом к уху, вне себя от ярости. Он хватал всё, что попадалось под руку, и расшвыривал в разные стороны. – Да мне плевать, кто

там тебе приказ отдал. Плевать! Кто? Ну и что? А деньги тебе кто платит? Он тебе

деньги платит, или я? Да я не горячусь. Я своё хочу получить, понимаешь, своё, то, за что заплатил. А ты мне тут сказки рассказываешь. От кого приказ? Прямо

сам и распорядился? Что? Так… Ладно. Нет, я тебя сливать не буду. Ты ко мне

ещё приползёшь на брюхе. Какого чёрта?.. Это совсем уж глупость. Что вы с ним

делать будете? Вы же не можете ни хрена. Вы сами будете просить, чтобы я им

занялся. Сами… Вот он и попросит. Всё, отбой!

Олигарх бросил телефон на стол, длинно выругался и нажал кнопку

селектора:

– Кристина, собери мне партийных кураторов по регионам. Быстро, пять

минут даю. И финансистов позови. И завотделом аналитики. Что ещё? Какое на

хрен что-где-когда? Мне плевать, во что он там играет и где снимается. Через

пять минут у меня. Если его не будет, отдам безопасникам на съедение. Всё!

Дела шли плохо, гораздо хуже, чем можно было себе представить. Только что

появившаяся партия сразу стала неуправляемой. Все требовали денег и ничего не

делали. Каганович планировал за полгода прибрать к рукам руководство силовых

структур во всех регионах. Исполнительная власть его мало интересовала, как и

прочая «лирика»: депутаты, общественность, пресса. Власть у того, у кого в руках

оружие, а остальное неважно. Почти два миллиона человек, вступивших в РПЗС, должны были постепенно смениться на людей в форме.