lib - Êåéò Òèðíàí

_______________________________________________________________

...С трудом стряхнув тяжелые воспоминания, я взглянул на, едва уместившегося в коляске Пашу, который рукой указывал участковому куда ехать:

- Далеко еще?! - Мне пришлось перекрикивать тарахтение мотоциклетного двигателя.

Паша взглянул на меня с трагично-серьезным выражением на лице, и кивнул:

- Нет, метров пятьсот осталось! - Громко ответил Паша и снова вытянул руку.

Я посмотрел в направлении его указующего перста и увидел какие-то цветные тряпки, которые по мере нашего приближения к ним, превращались в мужчин, стоявших почти у самого берега неширокой речушки. Мы подъехали к берегу и Тарас Иваныч заглушил свою "громыхалку". Мужики молча расступились, пропуская нас к трупу. Тело Катерины лежала на берегу маленькой речушки, в стареньком платье, сплошь залитом кровью.

- Ну, чего столпились?! - Грозно спросил участковый, глядя на обезглавленный труп Катерины, - Небось, затоптали тут все, на хрен!

Кто-то ответил, что к ней никто даже не приближался, но я не понял, кто это сказал - все мое внимание было приковано к телу.

Я с трудом заставил себя подойти ближе и опуститься на корточки. Когда я коснулся ее откинутой руки, то услышал, как встревожено забубнили мужики, но то, что я почувствовал, сразу отсекло меня от реального мира, и несколько мгновений просто не осознавал, где я, и кто я. На меня навалилось что-то настолько злое что, кажется, я даже забыл, как нужно дышать. Не знаю, откуда, но через секунду я уже совершенно точно знал, что убийство Катерины было посвящено Гекате, древней богине Луны и покровительнице темных сил. А отсеченная голова нужна была, чтобы провести еще более страшный обряд. Все это в несколько мгновений пронеслось в моем мозгу, и когда я пришел в себя, то почему-то оказался лежащим на спине, а надо мной суетились Тарас Иваныч и Паша. Горло не подчинялось, и я не мог не произнести ни звука, и лишь с трудом моргнул в ответ на встревоженные вопросы Тараса Иваныча.

- Серафим! Ты чего?! Серафим! - Участковый обернулся и крикнул замершим мужикам, - Налейте во что-нибудь воды!

Снова повернувшись ко мне, и склонившись еще ниже, Тарас Иваныч негромко спросил:

- Серафим, ты можешь говорить?

Я моргнул. Да, я мог говорить, но как только пройдет нервный паралич, разбивший меня от чудовищной силы обряда. Хорошо, что никто из мужиков не прикасался к телу Катерины, иначе...

- Не прикасайтесь... к ней, - смог я прохрипеть после глотка холодной воды из пластмассового стаканчика, нашедшегося у кого-то из мужиков, - отойдите...

Тарас Иваныч воспринял мои слова, как приказ самого большого начальства. Обернувшись, он крикнул мужикам:

- Чего встали?! Бегом в село! Вызывайте милицию!

Один из сельчан, растерянно замешкавшись, открыл, было, рот, но участковый заорал на него:

- А тебя что, б..., не касается?! Бегом, я сказал!

Этого хватило, и мужик рванул за мелькающими спинами мужиков. Мы остались втроем. Паша, готовый помчаться вслед за сельчанами, испуганно смотрел на участкового, а тот, в свою очередь, неотрывно смотрел на меня, ожидая следующего приказа.

- Помогите... мне встать, - прохрипел я, и четыре крепкие руки подхватили и поставили меня на ноги.

Голова кружилась, а во рту был такой металлический привкус, словно я полдня сосал железный брусок. Меня сильно тошнило и, должен заметить, я просто еле сдерживался, чтобы не отрыгнуть все, что было у меня в желудке. Я посмотрел на стаканчик, который участковый сжимал в руке, и сказал, чувствуя, как тошнота понемногу откатывает:

- Еще воды...

Пашка выхватил из рук участкового стаканчик и, метнувшись к реке, опустил в воду почти всю руку. Я повернулся к телу Катерины и, взяв стакан, сказал:

- Отойдите... подальше.

Участковый хотел о чем-то спросить но, увидев мой взгляд, молча отошел на несколько шагов к деревьям, где уже стоял Паша, вытаращенными глазами наблюдая за моими действиями. Я сделал шаг и, приблизившись к телу убитой женщины, произнес:

- Господи Боже, благослови! Вода-водица, красная девица! Как течёшь-обмываешь красные бережочки, жёлтые песочки, пенья и коренья, часты пустовья и белы каменья, так умой у рабы Божьей Катерины притчи и уроки, монокосы и оговоры, ветряны переломы из лица и косиц, из ясных очей. Из чёрных бровей, и из белого тела, и из резвых ног, и из белых рук. Ключ и замок словам моим. Аминь.

Произнося очистительный заговор, я по капле выливал на Катерину речную воду. Я не был уверен, что это подействует, но мне очень не хотелось, чтобы кто-то из тех милиционеров, кто приехал бы, получил бы такой же удар, какой пришлось испытать мне, когда я прикоснулся к телу женщины. Сила заклятья была такова, что могла действовать до новолуния, которое должно было наступить не скоро. А сколько человек за это время оно могло погубить, мне даже и думать не хотелось.