lib - Êåéò Òèðíàí

Я выкладывал на пол содержимое сундучка, все больше удивляясь "интересам" моей бабки, которая, похоже, всерьез увлекалась (если это слово вообще применительно к ней) черной магией. Именно черной, потому что в белой магии, которую, как мне казалось, я знал (и неплохо), никогда не применялось ничего из того, что нашлось в сундучке. В другом хлопковом мешочке я обнаружил сушеные лепестки цикламен, в старинной бумаге оказалась завернута странная фигурка из какого-то полудрагоценного камня, изображавшая незнакомое чудовище с почти человеческим лицом. Я вгляделся в нее, и в голове вдруг всплыло незнакомое слово - Пацуцу. Что это такое, я не имел ни малейшего понятия, но надеялся, что знания, чудесным образом проявлявшиеся по мере моего интереса к этим предметам, не закончатся на этом самом Пацуцу, и продолжал доставать из сундучка все новые предметы.

Следующим было изображение глаза, выполненное из какого-то тяжелого металла. Глаз смотрел на меня и, почувствовав некоторую скованность, я поспешил отложить его - мало ли, что это за глаз? Моя внутренняя "энциклопедия" с небольшим опозданием "подсказала", что это глаз демона, которого как раз и зовут Пацуцу.

Посмотрев в сундучок, я увидел прислоненную к стенке небольшую дощечку темно-коричневого цвета, на которой виднелись какие-то вырезанные на ней письмена. От дощечки исходила какая-то странная сила и, взяв ее в руки, я вдруг, как если бы мне шепнули, понял - это часть Влесовой Книги, написанная в незапамятные времена. Я что-то слышал (краем уха) об этой книге, но никогда и не подозревал, что такой раритет столько лет хранился в моем погребе...

В сундучке нашлись несколько амулетов, также никогда ранее мною не виденных. "Энциклопедия" дала справку лишь на один - это был уджат - совершенно не похожее на глаз, так называемое Око Гора. Там же лежали несколько колец разной величины - они были изготовлены из какого-то камня с инкрустированными в него странными узорами, глядя на которые я почувствовал легкое головокружение. Отложив опасные кольца, я достал мешочек, в котором прощупывалось что-то округлое, и развязал узелок - на меня смотрел полированный человеческий череп. Я как завороженный смотрел на него, не в силах отвести взгляда от пустых глазниц. Череп казался живым, и это было то, что мне нужно...

Может показаться странным, что вместо того, чтобы кинуться искать Ваню, я занялся разбором предметов в древнем сундучке моей бабки, но тому есть простое объяснение - то, что я собирался сделать, и должно было помочь мне найти его. Других способов выяснить, куда делся мальчик, я не знал, а надеяться на помощь милиции было, по меньшей мере, глупо - два убийства в один день и так были событиями из разряда вон выходящими, и у не привыкшей к такому местной милиции вряд ли хватило бы сил на третье происшествие. Я догадывался, что начальник милиции, которому уже наверняка доложили о случившемся, захочет встретиться со мной, и может, даже сам приедет в село, и поэтому старался успеть провести обряд до того, как меня снова не начали таскать по кабинетам и задавать вопросы о моей причастности к произошедшему.

Я поднялся в дом, осторожно неся в руках череп - остальное я аккуратно сложил в сундучок, надеясь, что мне никогда не придется воспользоваться этими вещами.

Для того чтобы начать обряд, мне не хватало церковных свечей, змеиных яиц и Ваниного волоса, который я надеялся найти на подушке, на которой он спал. Волос (и не один) я нашел почти сразу, а змеиные яйца, точнее, скорлупа, находилась в одной из металлических банок, с не совсем подходящей надписью "Корица".

Заперев двери и ставни, я отодвинул к стене стоящий посреди светлицы стол и, нарисовав на полу девятиконечную звезду, я поставил на концах лучей по свече. Взяв отполированный чьими-то руками (нетрудно было догадаться чьими) череп, я рассыпал внутри звезды яичную скорлупу, и походил по ней, слушая легкий треск крошащейся скорлупы и негромко приговаривая:

- Не коснись Вани, враг, ни словом, ни делом. Ни огнём, ни мечом, ни булатным ножом, ни льдом, ни местью, ни ночью, ни днём. Ни на заре румяной, ни во тьме поганой. Ни един волосок его не упади от рук врагов и недругов. Аминь.

Это было лишь вступление. По сравнению с тем, что мне предстояло сделать дальше, оно казалось детской шалостью - вызов мертвого духа может быть чреват такими последствиями, о которых перед началом обряда лучше не думать, ведь мысли имеют обыкновение материализоваться.