Насу Киноко: Kara no Kyoukai: Chapter 03

об этом. Она не желала признать, что не отличается от Шики. Нет, они совершенно

разные…

– Я говорила, мы – одного поля ягоды.

Нож в руке Шики двинулся… и пошел вниз.

И тогда Фудзино закричала.

Закричала из последних сил, разрывая легкие, надрывая горло.

– И-и-и-изло-о-о-ом!..

Парковка содрогнулась. Перед внутренним взором Фудзино встала картина: бесконечно длинный мост, повисший над бушующим океаном. Игнорируя вспыхнувшую

в голове ослепительную боль, она утвердила две точки опоры на каждом из концов

моста…

…И скрутила .

Громовой перекатывающийся удар потряс мост. Металлические связки и стяжи

застонали и заскрипели тысячью голосов. Полотно ушло из под ног, а потолок обрушился

вниз, рассыпаясь на куски, прямо на застывшую и оцепеневшую Фудзино. Треснули и

вылетели боковые панели, раскрыв громадные щели наружу, в бурю и шторм.

Оседлавшую ее Шики сбросило первым же ударом и снесло куда-то в сторону, наружу, подхватив бурным шквалом. Если та не смогла уцепиться, ее ждал долгий полет и

неизбежная гибель.

Фудзино дернулась, пытаясь вернуть контроль над собственным телом. Она

задыхалась, ей не хватало воздуха, члены оцепенели, словно у перегоревшей игрушки, бесчувственной марионетки. Ей что-то нужно было сделать… ах, да, спасаться из-под

обвала! С невероятным, рвущим усилием Фудзино встала. Волоча ноги, проковыляла

через проход в торговый ряд, покинув парковку. Здесь разрушений было несколько

меньше, но прямоугольный коридор превратился в ромбовидный.

Фудзино брела, как ей показалось, целую вечность… но упала всего в нескольких

шагах от двери. Она не могла идти. Она не могла дышать. Ноги больше не двигались.

Голова плыла, мысли застряли, словно в густой застывшей патоке. Единственное, что

осталось с ней… да, эта сводящая с ума боль в животе. Девушка впервые отчетливо

44

осознала, что умирает. Так больно. Невыносимо. Может быть, действительно лучше

умереть, чем терпеть такую муку?

Лежа ничком, Фудзино закашлялась. На бетон шлепнулись липкие сгустки

полусвернувшейся крови. Поле зрения сошлось в узкий колодец. Она не видела ничего, кроме клякс на сером фоне. Красная кровь… и видение, в тон ему, в тех же кровавых

красках. Тот давний алый закат… солнце, садящееся в пылающий тревожными цветами

сумрак… да, это выглядело, как надвигающийся мировой пожар…

–…Нет… я не… я не хочу умирать…

Вытянутая вперед рука слабо заскребла ногтями по бетону. Если не двигаются

ноги, она будет ползти, цепляться из последних сил. Извиваясь, она продвинулась вперед

всего на вершок. Но если она не сможет – за ней придет Смерть. Поэтому Фудзино

продолжала ползти. Единственное, что в ней осталось – бесконечная боль.

Больно… больно… больно… – шептали ее запекшиеся губы. Боль, которой она так

долго была лишена, наконец-то вернулась к ней… но теперь она возненавидела это

ощущение всей душой.

Но… но оно в самом деле вернулось. Ей было больно… а это значит, она снова

жила. Снова могла мечтать. Нет, как бы она ни страдала, она все равно не хотела умирать.

Не хотела исчезнуть. Жить. Жить дальше, прокладывать свой собственный путь. Ведь она

на самом деле еще ничего не успела, не оставила ничего после себя…

Так жалко и несчастно. Так пусто. Так печально.

Но она ничего не могла поделать. Мука затопляла ее черной тяжелой водой, и даже

острое желание жить тонуло в ней, таяло, исчезало.

Больно… больно… больно… больно…

Так больно. Кашляя кровью, Фудзино все еще тянулась вперед – бессильно, оцепенело. Ее губы повторяли снова и снова – желание, самое сильное и страстное

желание в ее короткой жизни.

Я все еще… хочу жить… Хочу… говорить еще… Остаться здесь… еще хоть

немного…

Но у нее уже ничего не осталось. Только боль, повторяющаяся, замкнутая в кольцо.

Воздаяние, наконец-то настигшее ее. Осознание истины, обрушившееся на Асагами

Фудзино невыносимой тяжестью. Понимание свершенных ею непростительных грехов, настоящая цена пролитой ею человеческой крови. Отчетливо понимая, что не заслуживает

никакого прощения, она уже не знала, имеет ли право хотя бы вспоминать? Вспоминать ту

сочувственную, добрую улыбку. Если бы… если бы он вдруг оказался здесь? Облил бы ее

презрением… или все же обнял бы, согрев всепрощающим святым теплом?

Ее тело сотрясали конвульсии. Кровь, струей текущая изо рта, говорила о том, что