беспомощно сидела, не зная, что делать. Невосприимчивость позволила бы мне дохромать
до раздевалки, не плача и не крича от боли, но лодыжка так распухла, что было понятно –
добром это не кончится. Поэтому все, что я могла – сидеть и бездумно смотреть, как в
тревожном алом закате садится солнце. Я не звала на помощь – мне не хотелось. Ведь
тогда начнутся сочувственные разговоры: «Ты терпела такую боль»! или «Сильно болит»?
или «Разве тебе не больно»? Слышать их было бы неприятно, и я не только не плакала, но
старалась сохранять самое обычное выражение лица. Наверное, это было не слишком
разумное упрямство, но… до сих пор никто ничего не замечал. Мать, отчим, учителя, друзья. Пусть лучше считают, что Фудзино – самая обычная девочка.
В этот момент кто-то похлопал меня по плечу.
Конечно, я не столько почувствовала, сколько восприняла звук ушами.
Обернувшись, я увидела стоящего за спиной школьника. Хотя он выглядел симпатичным
и добрым, непрошенное вмешательство не доставило радости. Что ему нужно? Если бы
вы спросили меня тогда, я сказала бы, что он мне не нравится, и нечего лезть не в свое
дело.
– Болит?
Невероятно. Я совсем не ожидала этих слов. Откуда он узнал про травму, ведь я
никому не сказал ни слова? Упрямство заставило меня молча отрицательно потрясти
головой. Но он бросил взгляд на нашивку на физкультурной курточке, где было написано
имя, а потом просто и уверенно ощупал мою пострадавшую лодыжку. Не в силах
отстраниться, но, зная, что сейчас начнутся расспросы и ненужные сочувствия, я
зажмурилась. Слышать вопросы о том, что у меня болит, от людей с нормальным
восприятием боли – я не желала этого. Не хотела напоминаний о своей неполноценности.
Но он неожиданно произнес нечто совершенно иное.
– Дурочка. Боль – не такая штука, которую нужно терпеть в одиночку. О ней нужно
рассказать. Рассказать тем, кто неравнодушен к тебе, Фудзино-тян.
Я навсегда запомнила то, что сказал мне тот старшеклассник. Потом он отнес меня
на спине в медпункт, и все кончилось хорошо. Это был словно сон. Если подумать, тогда
Асагами Фудзино без памяти, пусть и безнадежно, влюбилась. Немного смущенная
улыбка человека, умеющего замечать невидимое никем больше страдание и
сопереживать…
В желудке проснулась грызущая боль, и прекрасный сон ушел. Все равно я не
имею права видеть его – я, заляпанная с ног до головы человеческой кровью. Мне
страшно и неудержимо захотелось очиститься, сбросить с себя въевшуюся нечистоту.
Может быть… дождь смоет мои грехи? Если поднять наверх, на мост? Тайфун уже вошел
в силу и там льет, как из ведра. Чувствуя непонятный, лихорадочный подъем, я заставила
38
корчащееся от пронизывающей боли тело встать и двинуться к пандусу, ведущему с
автостоянки наверх.
Асагами Фудзино шла навстречу буйству стихии – освежающему летнему ливню.
Широкая проезжая часть моста превратилась в неглубокое озеро. Вода на асфальте
доходила до щиколоток. Сокрушительный ливень рушился стеной, а ветер бесновался так, словно хотел с корнем выдрать уличные фонари. Небо стало угольно-черным и страшным.
Огоньки гаваней и пирсов едва проглядывали сквозь шквалы и казались настолько
далекими и недосягаемыми, будто находились где-то на Луне. Асагами Фулзино шла
через шторм. Черная школьная форма мгновенно промокла и облепила тело, но со
стороны этого все равно никто бы не увидел – она растворилась во мраке, словно найдя
свое настоящее место. Девушка медленно шла, подставляя тело дождю, пытаясь слиться с
ним. Белые облачка дыхания мгновенно срывались с посиневших губ и уносились прочь.
Дорога оказалась недолгой – под первым же фонарем она встретила Смерть.
– Наконец-то я нашла тебя, Асагами.
Из мрака, ступая по воде, возникла Рёги Шики. Белое кимоно тоже промокло, по
блестящей красной кожаной куртке, не пропускавшей воду, стекали настоящие ручьи.
Она выглядела как синигами, богиня смерти.
Шики и Фудзино стояли на разных краях падающего от фонаря светового круга, их
разделяло около десяти метров. Как же они могли видеть и слышать друг друга в грохоте
дождя и вое бури? Это было странно, словно пространство уже начало причудливо
искажаться.
– Рёги… Шики…
– Напрасно ты не вернулась домой, как я тебе советовала. Теперь ты превратилась
в хищника. В людоеда, распробовавшего вкус крови. Ты наслаждаешься убийством.
Читать дальше