Феликс Максимов: Духов день

Русак такой зверь - батог любит. Хлебом не корми, дай только батога - гопак спляшет, Москву построит, часы сделает.

Мародеров, уличенных на горячем, напрасной смертью убивали, без суда.

Городу нужны были дрова, гробы, зерно, кирпичи, корпия, известь, дерюга, носилки, деготь, гвозди, упряжные лошади, фуры, спирт, порох, лярд, кожи, багры,

По Московским острогам, погребам, ямам, примерным застенкам и монастырским тюрьмам ржаво залязгали замки, засовы и стреловидные петли.

Третьего октября вывели из-под земли и поставили под солнце колодников, душегубов, разбойников, насильников, барыг и фальшивомонетчиков, всех тех, отпетых, браных в железа, чья душа сплошной слипшийся кровяной колтун. Издавна называли на Москве таких "варравами". Выводя вон, напялили им на головы глухие мешки, чтобы не видело солнце мерзости и зверообразия гниломясых лиц. Шеренгами провели безликое отребье по улицам, под штыками, под храп казенных коней - выстроили в просторном дворе дома Еропкина на Остоженке, где решались все дела по усмирению чумы. Шелестели над головами озолоченные липовые купы, высаженные по краю двора для освежения.

Орлов прошелся вдоль дышащих мешковин, держа руку на эфесе.

Сел на желтый барабан, табачную щепоть в ноздрю тиснул - чревным смрадом смердели варравы.

Указал ногтем на голытьбу - Снять.

Мешки сняли.

Отхаркалась мокротой из бород, зашакалила зубами, выпялила мордовские бельма вся сволочь Москвы на начальничка.

Смертью казнить хочешь?

Пудреный унтер крикнул графскую волю.

Кто хочет отечеству честно послужить - выходи вперед.

Выдадут дегтярную робу, крючья для захватывания тел, смоляные и вощаные балахоны, кожаные маски "рожи" с дырами для глаз и рта, рукавицы чертовой кожи, фуры и казенных лошадей - и айда чистить выморочные дома.

Провиант, водки штоф, все на казенный счет от пуза.

Денег не положено, зато все, что при зачумелых телах обнаружится: монеты, серьги, колечки, пуговицы, бабские бусы и подвески, все после должного пережигания - ваше.

Воронья доля: Бог простит, закон отступится.

Только кресты и образки-нарамники, перекалив, относить в храмы, класть на канон, отдельно.

По жребию каждой артели крючников достанется одно из кладбищ близ застав: Ваганьковское, Даниловское, Дорогомиловское, Пятницкое, Калитниковское, Преображенское и Семеновское.

Кто надорвется, от трупного яда залихорадит или царице-язвице достанется - суди Бог.

Кто жив останется, тому всю прошлую вину отпустят на четыре стороны, а кто отличится усердием, получит землю на окраине для поселения.

Арестанты молчали. Липы тратили на черную землю желтые денежки листьев, слышны были шелесты, блошиные почесы, кашель.

Из шеренги булыжным шагом вышел рослый колодник в серой рубахе и портках.

На щиколотках и запястьях гремели оковы, поручные цепи пропущены через ошейник крестообразно. "Опасен весьма" - шепнул Орлову охранный. Сразу повисли на смазных цепях два солдата - как псы-мордаши на пошатучем медведе, - держи. Сбежит.

Колодник плечи поежил, легко нагнул шею, цепи натянулись, будто конские арканы. Солдатские подошвы зачертили мыслете в пыли, силились устоять.

Молод, стар - у мужиков не поймешь, диким курчавым волосом зарос до глаз, отощал на голодной кутье в застенке. Но верблюжьи мослы костяка под шкурой, витьё больших жил на локтях и кулаках, звериное переносье и сросшиеся окаты бровей, страшили пещерной мощью.

Орлов удивился: - Экий Китоврас...

Волоча на цепях охранных, мужик подошел к приказному столу. Прищурил пройдошливые глаза.

- Меня пиши.

Назвался:

- Григорий Степанов Фролов.

Прочие зашевелились, стали выходить, немногих отказников увели обратно в остроги.

На слепом дворе ударами расковывали кандалы, тянули из общих куч железные "крючья" с пятью когтями, негодные лапы-грабилки, для растаскивания мертвецов. Друг друга теми лапами пугали, как малые.

- Дери женку, дери целку, дери когтем попадью!

Натопили отходную баню - на смертный труд надобно чистым, с прохладой ехать - долго мылись каторжники, окатывались из бадей кипяточком, выходили на воздух голы по пояс - чтоб выветрился тюремный дух.

Поставили в оглобли ледащих желтозубых кляч, отворили широкие красные ворота.

Последние мортусы в телеги вскакивали на ходу, сидели, ноги свеся, колеса вихлялись навеселе.

Возницы сыромятные вожжи над головой раскрутя, пустили коней из последних сил скакать с посвистом.