Феликс Максимов: Духов день

Выбрели к пруду.

Ночь, а нечем дышать, как в полдень.

Малосольной латинской буквой "W" представилась над купами сирени и запрудой Кассиопея. Еле пробивались звезды сквозь чадный падымок.

- Вот здесь и поженимся. - шепнула Любовь и приникла к плечу скулой.

- Господи. С души воротит. - пожаловался Кавалер. - Я не ты, так сразу не могу.

- Передо мной никто не лукавит, детонька. Раз мне покорился, два мне покорился, разве на третий заробеешь? Я ли тебе не хороша? Бела лицом, тонка запястьями и станом, жемчугом шею в три нити обернула, подмылась между ног, розовые туфельки из города Парижа примерила и бросила, босыми ножками под венец пошла, как в старое время. Мало тебе, ирод кудрявый? - сказала Любовь.

- Любовь, дай мне отсрочки на три года. Я отцово золото по семи монастырям раздам, мелкие гроши по нищей братии. - ответил Кавалер.

- Не дам тебе отсрочки на три года. Золотая казна тобой не заработана, душе не будет помощи, нищий гроши твои не захочет. У тебя гроши фальшивые с дырочкой, я уж знаю. - сказала Любовь.

- Дай мне отсрочки на три часа. Попрощаюсь с доброй матушкой, брату- Каину в морду дам, хорошей девушке письмо пошлю.- ответил Кавалер.

- Не дам тебе отсрочки на три часа. Матушка твоя не добра, выпила наливки, спит без молитвы.

Старший брат занят делом, новую девку кроет, девка ногами дрыгает. хорошая девушка письма ждет от батюшки, а твои письма все фальшивые, надушенные, я уж знаю. - сказала Любовь.

- Дай мне отсрочки на три минуты. Я "отченаш" прочту, лоб перекрещу щепотью. - ответил Кавалер.

- Не дам тебе отсрочки на три минуты. Отче наш иже еси на небеси, щепоти ты не сложишь, крестное знамение у тебя фальшивое, с кукишем, я уж знаю. - сказала Любовь.

- Чем же мне откупиться?

- Решай, что мне оставишь в откуп. Без торга.

- Оставлю тебе Москву.

- Добро.

Старуха веер на петле покрутила, повесила свободно на локоть.

- Давай, детонька, закрепим договор, поцелуемся. Только - чур - язык на язык, любовную манную кашку на двоих испечем. Вдохни глубоко. До пупа.

Кавалер послушно вдохнул.

Прилип ртом ко рту старухи.

Кисло, как ревень.

Язык на язык.

Не отнимая рта, он стиснул старухину шею.

Брызнули из-под больших пальцев рисинки речного жемчуга.

Старуха харкнула мокротой в глотку, брыкнула коленом в пах, Кавалер стерпел, давил пристально, скользко и гадливо - старуха мучаясь в удушье укусила его за язык до крови. Кавалер ослеп от боли тупой и с вывертом дернул ее голову за голое сморщенное плечо.

Разжал руки.

Старуха завалилась навзничь и распласталась в кисее.

Свадебный подол завернулся и пропитался между ног темной влагой.

Кавалер присел на корточки и бережно оправил белую робу на ляжках и тощих коленях трупа, крахмальный слой за хрустким слоем.

Босые ноги Любови Андреевны торчали, как нарочно.

Вывернутую голову покойницы Кавалер тронуть не решился.

Наклонился над Любовью Андреевной, и жалел, что так и не смог рассмотреть ее спину. Ни в гостях, ни здесь, в Студенце. Будто и не было у старухи спины.

Кавалер, шатаясь, отошел в камыши, по пути сбросил башмаки и кафтан, потащился в одних белых нитяных чулках. На берегу его внимательно стошнило винной кислятиной. Сухие коричневые метелки рогоза по пояс.

Кавалер вошел по колено в пруд, взбаламутил илистое дно, глянул на тот берег - еле-еле маячила в звездной темноте белая беседка на острове и барская пристань. Быстро промокали на икрах чулки.

Юноша встал на четвереньки, отклячил зад, зачерпнул горстью теплую густую воду - студенец, и вправду студенец, вода порченная, вязкая, как овсяный кисель.

Он не донес воду до рта. Не помнил, чем пьют. Мерно выронил капли.

Длинные волосы суслями мокли в грязи.

Кавалер знал, что старуха лежит на берегу.

Щепетно зашоркали за спиной то ли камыши, то ли нижние юбки.

Кавалер закрыл глаза и сказал в голос:

- Она идет сюда.

+ + +

... В субботний полдень старший брат бил по щекам младшего костяшками кулака в наборных кольцах.

- С-сволочь! Вот сволочь.

Моталась тяжелая голова Кавалера, путаясь в волосах, по серой подушке. Показалась из ссадины кровь.

Пасмурь висела над гагаринскими пресненскими прудами. На водной ряби огари рыжими крыльями хлопали. Сеял косой урожайный дождь.

Восточный ветер отнес от Москвы гарь, взамен принес простуду и ненастье.

Час назад перенесли младшего брата на кровать.

Бледный лакей хватал за локоть барина:

- Убьешь, милостивец!