Феликс Максимов - Духов день

- Я люблю армянские каперсы. Они остренькие, до сердца пронимают с одного укуса - поддакнула Любовь Андреевна и почесала Куночку по темечку - А что в мире слышно? Какими новостями балуют нынче?

Лакей подал хозяину газетные листки. Барин откинулся на спинку кресла, полистал, пожевал впустую губами, откатилась к краю стола надкушенная привозная грушка.

- Всякое пишут... Коловращение в мире и суеты. Вот, пожалуйста: Желтая лихорадка свирепствует в Лиссабоне.

- Ах, ужести - старуха зажеманилась, развернула с треском сандаловый веер со вставными зеркальцами - брызнули по атласной скатерти солнечные зайчики.

- А вот еще объявление. "Два феномена улицы Риволи, если пройти в сторону бывшей Бастилии, то можно видеть в шатре девочку пяти лет, весом в 200 фунтов, и мальчика четырнадцати лет, весом в 480 фунтов. Внешность у обоих посредственная. У мальчика женские груди, но более дряблые. Превосходно играет на гобое и вырезает силуэты по желанию заказчиков. Там же за малую плату представляют человеческие и собачьи пантомимы". Сущая чушь... - осекся хозяин и отбросил газету.

- Ах, прелести! - старуха с четким звучком опустила на розетку с белой черешней десертную ложечку.

- Все французы, мадам, безбожники, револьтёры и либертины! Да и братец мой, либертинажа нахватался невесть где. Уж так над ним дрожали, взаперти растили, ан в воздухе носится опасность - и до старомосковских палат вольтерьянство окаянное докатилось. Надышался младшенький, из разума выпал, как птенец из гнезда.

- Видала я его под Пасху. Юноша скромный и нежный, как монахиня. Мог бы в оркестре вашем солировать. Расцвел, как Адонис, было время на Москве в первых галантах числился. Да, кстати, а что же к столу не вышел? Гнушается мной? Или отроду пугливый?

- Что вы, мадам! - отмахнулся хозяин с горечью - Помилуйте, он полторы недели, как болен. С постели не встает, расслабление в членах, в голове сумрак, слова из него не вытянешь. Доктор говорит - малохолие у него черное, по нашему - с жиру бесится, надо бы сырым мясом кормить, как тигру лютую и в люди выводить, в комедию, на концерты, а опосля прислать к нему хорошую девушку, чтоб расшевелила.

- И что же, кормили мясом-то?

- Нос воротит.

- А разве нет у него приятелей?

- Всех растерял.

- А девушка была у него?

- Как не быть. Сам выбирал. Пальчики ловкие, первая вышивальщица. Лоб чистый, стати греческие. В бане выпарили, доктору и повитухе показали, нарядили, причесали. Матушка саморучно флакон духов ей на нижние юбки вылила. Научили дуру, как угождать барчуку, как обольщать да обхаживать.

- И что же? - зло спросила старуха.

- С порога башмаком запустил. Она не заробела, настаивала, оголила плечи и груди, как я учил.

Так он ее на свою постель уложил, в лоб поцеловал, а сам на сундуке всю ночь проспал, как денщик, укрывшись кафтаном. Зато у дворни что ни час требует водки и пряников. То Бог знает, где шляется, домой калачом не заманишь, то валяется на подушках, как одалиска в серале, от безделья пухнет. Матушка вся извелась, не спит, не ест, молится. По Москве кривотолки ползут. Я думаю все же: он либертинства нахватался. Беда от книг его поганых.

- Ну, полно, вы ли накоротке с Бомарше и Вольтером не были? Мне ли старину-то не помнить, - засмеялась старуха.

Хозяин помрачнел, пощипал чуть отекшую барскую щеку и слишком маленький, вдавленный будто у капризной мышки, на зерно надувшейся, подбородок.

- Вам-то смех, а нам забота. Все средства перебрали...

- "Масло рыжей собаки" пробовали?- серьезно спросила Любовь Андреевна. - Зелье верное, старинное. Бабку мою из гроба подняло за три дня. Мой первый муж, граф Минский, сам составлял его. Ах, что за человек был, нынешним мозглякам тонконогим не чета. Силач, весельчак, выдумщик. Подковы гнул, стекло жевал. Овдовил меня заживо, я еще девчонкой была. В Италию уехал и сгинул. Не пишет. Может, помер на чужбине... Только рецепт рыжего масла и оставил мне в утешение.

- Не слыхивал о таком. Диктуйте состав, - хозяин щелкнул пальцами, возник за спиной его секретарь иностранец, открыл крышечку походной чернильницы, пристегнутой к поясу, и подал перо и бумагу. Хозяин приготовился записывать.

Старуха диктовала охотно и рассудительно, как фармацевт.

- Для начала необходимо обзавестись трупом казненного преступника, молодого и обязательно рыжего, ведь рыжие обладают избытком жизненной силы. От трупа отделить мясистые части, хорошо промыть муравьиной эссенцией и раковым спиртом, и провялить куски на весу под солнечными и лунными лучами два дня и две ночи, чтобы душа выветрилась. После надобно прокоптить как буйволиный язык или окорок над очагом, копченое измельчить и добавить в состав легкое лисицы, волчью печень, медвежий жир, скорпионов и мокриц молотых, белое мясо кита, пепел саламандры, масло из земляных червей, олений рог скобленый, жемчужную пыль, миро, шафран и алоэ.