Феликс Максимов - Духов день

Мёдом веки налились. Один шажок, другой, мимо бурелома, по елани, по гати, через болото бекасиное с дыхальцами-окнами. Мшшаники, лишайники, ольшаники...

Вдруг - удар в спину, будто камнем. И холод могильный под левой лопаткой. Глотай холод, не бойся. Вот так. Медленнее. Хорошо.

Началось.

Ты поднимешь голову и увидишь прямо над собой трех воронов.

Один ворон с белой головой, второй - пестрый, третий - чернец.

Они парят, кружатся, все ниже и ниже...

Ты заглядишься и упадешь из седла в параличе. Лошадь закличет по-человечьи и ускачет далече.

Первый ворон скажет:

- Мы его нашли.

Второй ворон скажет

- Мы его унесем на север.

Третий ворон промолчит.

Сядет тебе на грудь красными лапками и выклюет глаза двумя ударами клюва, как вареные бобы.

Оставит так. Раскинься. Без дыхания. Остынь. Закостеней.

В полночь придут ступнями назад голые псиглавцы кожа-да-кости, принесут доску, на которой рубят мясо, распорют на тебе одежду железными ногтями.

Возложат твое тело нагишом на доску для рубки мяса и взвалят на плечи. Понесут без дороги.

На север.

Слепой, ты все увидишь сквозь кровяную пелену.

В суставы вопьются ости ячменных усатых колосков. Во рту засолонеет от вороньей крови.

Весь ты наполнишься вороньей кровью, как киргизский бурдюк. Польется кровь воронья изо рта на горло, с горла на грудь.

Застынет сосулькой воронья кровь в паху и ослабнет.

Ты увидишь соленую Иргиз-реку с костяными мостами. Ты увидишь бурунами пьяное Окаян-море.

Ты увидишь морских змеев и белобрюхих китов, и черных касаток, и нерпичьи пятнистые лежбища и птичьи базары на голых клыкастых скалах.

Ты увидишь пловучие глыбы льда и круглые острова с яблонями.

Между стволами девки-яблонницы пляшут во сне с яблоками в ладонях, с яблоками на головах, с яблоками между ног.

С яблоневым цветом в глазницах.

А у тебя глаз нет.

Ты увидишь, как рассекает свирепое небо птица Гаганица, стеклянные ножки, снизу русская орлица-громница, сверху - верная жена в рысьей шапке с медными подвесками, а глаза у птицы раскосые, два глаза мужских, два женских.

А у тебя глаз нет.

Ты увидишь, как в таежных озерах щуки-людоеды ходят кругами, шире челнока, плещут выше озерных трав.

Глаза они не закрывают никогда, даже когда бьют их промышленники острогами.

А у тебя глаз нет.

Ты увидишь воду болезней, которая кипит ржавой рудой на болотах, а хляби топкие, пробежать по ним может только паук-волосяник.

Кровавая клюква рассыпана меж кочками. Кислая.

На мшаных плешках посреди топей поставлены дома кожаные, а в них живут мужчины, у них головы назад свернуты, тела хворостные, они любят плясать и петь, едят белый мох и кузнечиков, солнца не видят, в луну не верят. У них глаза на ладонях.

А у тебя глаз нет.

Женщины в тех краях были да вышли все, превратились в железные можжевельники и горное эхо меж кряжами.

Скачут по ущельям каменные бараны пятирогие, а рога внутри пустые, с отверстиями, чтобы ветер в них тоскливо выл, они вестники скорой смерти, берегись.

Зубы у баранов голодные, глаза - оба левые.

А у тебя глаз нет

Ты увидишь, как мастера натягивают на алтайские пяльцы кожу пегого бычка, на трех травах кормленного, в трех ключах вспоенного. Сохнет кожа, расправляется, звучит, как мычит. То не кожа звучит, то мотыльки духи-келеты, с мизинец ростом, лица - сырое мясо, пляшут на бычачине. А играют им музыку чернолицые сухотники в тряпье, собранном возле мертвых тел. Полны леса их топотом и лепетом. Ловят человеческие души в сети волосяные, катаются до рассвета на росомашьих и человечьих черепах.

Глаза плясунов бусинами в осоке заблудились, вызрели по пустошам желтой морошкой.

А у тебя глаз нет.

Ты увидишь, как на костяных санях-розвальнях Сам-Большой с амурских сопок нападает на стойбища. Полозья у саней медные, запряжены в сани лоси сохатые. За плечами у Сам-Большого железный сундук, швыряет Сам-Большой в дымовые отверстия дары - что ни дар, то чудо: проказа, скорбут, синие свищи, выкидыши, бешенство, богохульство, братоубийство, ложь, измена, раздор, кровосмешение, кликушество и юродство.

Визжа, бегут по склонам голые люди, разметались волосы горящие, трещит человечье сало, крошатся кости в живом мясе. Где упадут беглецы, там и врастут по грудь в мерзлоту. Лижут кровь изюбри и кабарги, вместо соли.

Сам-Большой в плаще из перьев филина, глаз у него один - на левом кулаке, как летняя лампа.

А у тебя глаз нет.