Феликс Максимов - Духов день

Кавалер, смеясь, отмахнулся, подхватил корзинку на локоть, да и саму хозяйку на забыл, играючи подбросил на плечо.

Возвращались сырой овражной тропой под низкими ветками, сильно несло от земли прелью, сокровенный запах, навечно запомнился...

Рузя по ходу раздвигала ветки, нагибалась. Приникала к голове.

И - раз - сухо коснулась губами, как укусила, там, где волосы Кавалера разделялись.

Не было этого. Померещилось.

Вот и хорошо.

- Ты похож на лошадь. Не обижайся, - шепнула Рузя, - На большую лошадь, шелковую, черногривую, так осторожно ступаешь, все шаги слышно. Только хвоя глушит поступь, да ельник на ветру ревет. Погода стихнет к полудню. ПАрит.

А мне высоко и весело с тебя на свет глядеть...

И барабаны и колокола гремят и молятся белые монашки, как обещано...

- Значит на шею села. Объездила. Шалишь, девушка... Да, ладно, утром ссориться грех. Держись крепче, сейчас в рысь поднимусь, удила закушу. - Кавалер прикинул на глазок расстояние до деревянной лестницы высеченной Навьими людьми в обрывистом подъеме оврага, и, встряхнув карлицу на плече нетяжело побежал, прикрываясь от рябиновых и бузинных хлестких ветвей.

Крикнул на бегу:

- Рузя, что за имя? Польское что ли...

- Русское! - взахлеб смеясь, ответила Рузя в такт скачке, - Марией! Крестили... Ма-руськой! А. Рузей! Рузалией! Батя! Назвал. Для. Себя. Еще, Еще, беги!

Кавалер осекся нога за ногу, чуть лбом в перила не влетел. Остановился, задышал, как , встал, не дыша. Мягко снял девочку с плеча, подал корзинку. Сказал сухо, в глаза не глядя.

- Иди домой.

- Ты чего?...

- Я кому сказал. Мария.

Зажмурился, чтобы не слышать, как заколотили босые ножки по лестнице вверх. Только на нижней ступеньке остался привядший снопик нежгучей крапивы.

Кавалер кружными путями вышел к леваде на околице Навьей деревни У плетеной ограды подремывал андалуз-Первенец, поджав заднюю ногу, тонул по брюхо в туманном молоке.

Навалив локти на плетень, лениво болтали два больших, будто ватных мужика в коричневых послушнических полукафтаньях.

У одного поверх одежды, как заноза, некстати висел восьмиконечный медный крест старинного литья.

Кавалер так устал с бессонной ночи, что даже не насторожился - что это большие люди делают на задках Навьего села... А село просыпалось, лениво копались маленькие обыватели, потянулся печной дух. Молочник запрягал в телегу рогатого и злого спросонок ангорского козла. Распахивали по всей деревне с треском драночные ставни. Заспанные крошечные женщины раздували жаровни в шалашах летних кухонь.

Кавалер прошел мимо зевак, едва не задев самокрестного мужика плечом. Снял седло с вешальца, завозился с подпругами. Конь зафыркал, придавил хозяина теплым боком, Кавалер недовольно оттолкнул его:

- Прими... Ч-черт.

- Добрый жеребчик, щедрый жеребчик... - сказал на зевке один соглядатай, мелко перекрестил копилочный рот.

В ответ закивало безусое с отвислыми щеками личико товарища.

- Чистой крови, заметь, жеребчик. Жалко, нехолощенный. - откликнулся второй, таким голосом, будто щегол пискнул.

- Поберегись - остерег Кавалер, махнул на лету венгерской крученой нагайкой, андалуз махнул без разбега через плетень, пробарабанил по дороге и канул.

Мужики в тон ему, переглянулись, попятились.

Сгинули.

Только последний, без креста, замешкался, воровато оглянулся и поволок по мокрой траве кожаный мешок доверху полный змеями, гадюками, медяницами, полозами, которых собирали колдовские руки по волчьим балкам Царицына Села.

Глава 21 Бог.

А я нынче, братие, очень скорбен и болен,

Подходила, братие, под меня мутная вода

Подползала, братие, под меня лютая змея,

Уж не мог я, братие, от ней сторониться.

Закричал я, братие, самым громким голосом

Вы подайте, братие, мне стеклянный нож

Змее голову отсеку, Бога-Духа привлеку.

Убелю, убелю, тело с душкой разделю.

Слушай: вот что случится с тобой:

...Однажды ты поедешь верхом в лесной перелог. День выберешь для прогулки теплый, пасмурный. Заповедье. Небеса низкие. Облака перистые. На бересте чернеют письмена вогульские. Муравники насыпаны выше пояса. Кроны шелестят высоко-высоко. Белка по стволу - шорк!. Куница белку в шейный хрящ - кусь!. Ветка валежника - крак!. Камыши шевелятся - шуу-шуу!

Птицы онемели, как перед грозой. Всех птиц большой соломенный человек - Птичич, заманил в мешок, чтобы не мешали. Птичич лукавый, у него есть дудочка о семи дырочках.

Марит, пАрит, в дрёму тянет, ты уж не едешь, а плывешь, не дорогой, стороною.