Владимир Шуля-Tабиб - Узбека

использовали изредка по мелочам. Все врачи ходили на боевые действия, по очереди. Как

простые фельдшера. Так вот Салимбаев, командир медроты, медроты, не ходил. Ни в какую!

Под любым предлогом. И без. Просто: «Я не обязан!»

- Но ведь все не обязаны! Однако, все ходят. Я, начмед бригады, твой начальник, хожу!

- Ты – началник! Сама решаешь: хочу – хожу, не хочу – не хожу! Фельдшер ходить

должна. Я – не фельдшер.

- Да, но фельдшера наши – солдаты-срочники, сопливые пацаны по 18 лет, только

после медучилища! Ни опыта, ни знаний. Пока ещѐ их научишь...

- Не знаю, начмеда. Мне 44 года, я по горам-пескам бегать уже не могу, старый, тяжело. Я в десантники не рвалася, понимаешь, мне меньше года до пенсии оставалася.

Меня начмеда округ сюда силой загнала. Судить грозилась, пенсия отобрать!

Я махнул рукой: и в самом деле в горах от него толку мало, пусть живѐт,как хочет.

Впрочем, надо отдать ему должное, кое в чем он был очень даже полезен. Знаешь, нашу

бригаду всѐ собирались вывести из Афгана, да так и не собрались, посему нам сборно-

щитовых модулей не давали. Мы жили в палатках. А как на сорокаградусной жаре

нагревается брезент, ты даже представить себе не можешь! Пекло днем, духовка ночью! Так

вот он со своими узбеками-казахами наладил изготовление саманного кирпича из глины и

ещѐ чего-то там. И сложили они бараки-хибары, точно как у афганцев. Саман – он пористый.

Если внутри поставить у стенки вѐдра с водой, он воду впитывает и наружу испаряет, какое-

никакое, а охлаждение получается, жить можно.

И еще он умел встречать начальство, всяких там проверяющих. Откуда ни возьмись, появлялся плов, шашлыки, зелень, фрукты! Начальство было весьма довольно. Поэтому, узнав о приезде оного заранее, я всегда старался смыться на боевые, оставляя вместо себя

Узбеку.

- А откуда этих узбеков-казахов он взял?

- Да пользуясь связями в Ташкенте, дружбой с кадровиком бригады. Знаешь, в Афгане

с выпивкой всегда напряженка была, так что, если у тебя есть спирт, то подружиться – не

проблема. Постепенно перетянул их всех из других подразделений в медроту. Тем более, что

за них никто особо не держался. Другое дело – таджики, их язык почти одинаков с одним из

афганских, дари, они переводчиками были

И вот однажды, вернувшись с очередных боевых на день раньше запланированного, вижу я

потрясающую картинку: в офицерской комнате на кровати, поджав под себя ноги по-

турецки, восседает Узбека в спортивных штанах, босиком, с голым торсом. Перед ним стоит

поднос с фруктами - а их можно было достать только на выходах, в нашей столовой

фруктами не баловали!- узбекский заварной чайник. Потея и отдуваясь, Узбека пьѐт зеленый

чай, рядом в почтительном полупоклоне стоит солдат–узбек Рашид Юлдашев, с

заискивающей улыбочкой спрашивает: « Нигмат-ака, , хотите ещѐ чаю?» То есть «дядя

Нигмат»! Второй солдат, казах, кормит птицу в клетке, степную куропатку – кеклика. Три

дня назад, когда я уходил, ничего этого и близко не было! Откуда он еѐ взял? Кто смастерил

клетку?

Увидев меня, Нигматулла медленно встал, широко улыбнулся:

- Салям аллейкум, начмеда! Хорошо, что назад пришѐл, совсем живой-здоровый!

Садись, чай пить будем, фрукта-шмукта кушать будем! Или по сто?

- Так, солдаты свободны! – скомандовал я, подождал, пока выйдут. – Слушай, Нигмат! Ладно, мы с тобой субординацию не соблюдаем, это нормально. Я-твой

начальник, но ты старше и по возрасту, и по званию. К тому же мы оба – врачи и офицеры.

А если...

- Нет, начмеда! Нет сегодня «если»!Ты забыла, воскресенье сегодня, замполита-

шамполита лекцию утром делала. Теперь с зампотылу и комадиром в баньке спирт пьет. У

меня брали, я точно знаю. ( была у нас хорошая банька, саперы сварганили.) Проверяющих

нет. Кто не воюет, отдыхает сегодня, да?

- Мы же, Нигмат, боевая часть, ДШБР, мать твою! Мы ВОЮЕМ! А ты тут кишлак

устроил, только чинары с арыком не хватает! « Дядя Нигмат!» - Я сплюнул под ноги, закурил. – Бред какой-то!

Нигмат нахмурился, улыбка сползла с его лица.

- Да, Нигмат-ака я, поэтому она ко мне придѐт, и всѐ расскажет, про сестру, про маму, кто его обижает, кто над ним смеѐтся. Что он думает, чего хочет! А к тебе не придет, потому, что я ему – дядя, а ты – «товарища капитана»! Я пожалеть могу, помочь могу! А ты

– приказать, потребовать и наказать. И это – правильно! Но ему и так тяжело, чужой язык, чужие законы и обычаи! Я ему немного дом напомнил, кому от этого плохо?