Unknown - Жоржи Амаду. Капитаны песка

На макумбах в честь Омулу негритянский народ, отмеченный оспой, пел:

"Кабоно,

Азиелло енгома!

Пусть кожа задубеет у меня!

Омулу в сетан ступай,

Оспу там распространяй".

Омулу наслала оспу на Баию. Это была месть городу богачей. Но у богатых есть вакцина, что могла знать об этом Омулу? Она была богиней бедных негров, пришла из диких африканских лесов. Что она знала о прививках? И тогда оспа спустилась в Нижний город и стала косить подданных Омулу. Омулу сделала все, что могла: она превратила черную оспу в белую, болезнь глупую и неопасную. Но все равно умирали негры, умирали бедняки. Омулу сказала, что их убивает не оспа, их убивают инфекционные бараки. Омулу только хотела пометить своих черных сынов. А убивал их барак. Но на макумбах просили увести оспу из города в сертан к богатым фазендейро. У них много денег и много земли, но они тоже ничего не знают о вакцине. И Омулу пообещала уйти. Поэтому негры, жрецы и жрицы Омулу, поют:

"Она поистине нам мать,

Она нам станет помогать..."

Омулу обещает уйти. Но чтобы ее черные дети не забывали о своей богине, предупреждает в прощальной песне:

" Ну, сыночки, до свидания,

Ухожу я, но вернусь..."

И однажды ночью, когда на всех макумбах гремели атабаке, таинственной байянской ночью Омулу вскочила в восточно-бразильский экспресс и умчалась в сертаны Жуазейро. Оспа отправилась вместе с ней.

Сачок вернулся из инфекционного барака страшно худой, одежда болталась на нем, как на коле. Лицо было изрыто оспой. Когда он появился в складе, капитаны смотрели на него со страхом. Но Профессор сразу же подошел к Сачку:

- Выздоровел, мулат?

Сачок улыбнулся. Ребята подходили, жали ему руки. Педро Пуля обнял его:

- Вернулся? - Молодчина.

Даже Хромой подошел. Жоан Длинный стоял с ним рядом. Сачок окинул друзей взглядом. Попросил закурить. Руки у него были, как у скелета. Глаза ввалились. Он молчал, с нежностью рассматривая старый склад, мальчишек, собаку, которую Хромой прижимал к груди. Тогда Жоан Длинный спросил:

- Как там было, в бараке?

Сачок резко обернулся. Лицо исказила горькая гримаса. Он ответил не сразу. Потом все-таки выдавил, хотя каждое слово давалось ему с трудом:

- Как о таком расскажешь? Это выше человеческих сил... Там как в могиле.

Он оглядел напуганных его словами ребят и повторил с горечью:

- Все равно, что в гроб лечь да отправиться на кладбище. Все равно, что в гроб...

Сачок не знал, что еще сказать. Хромой процедил сквозь зубы:

- Что еще?

- Ничего. Ничего. Я ничего не знаю... Ради Бога, не спрашивайте...- Сачок опустил голову, и она бессильно поникла на тощей шее. Он говорил едва слышно, словно этот кошмар стоял у него перед глазами. - Там, как на кладбище. Кругом одни мертвые.

Сачок умолял взглядом не задавать ему вопросов. Жоан Длинный сказал остальным:

- Не будем ни о чем его спрашивать...

Сачок только махнул рукой:

- Не надо. Слишком жутко...

Профессор смотрел на грудь Сачка. Она вся была изрыта оспой. Но слева, там, где сердце, он увидел звезду.

Звезда вместо сердца. СУДЬБА

Они заняли столик в углу. Кот вытащил колоду, но ни Педро Пуля, ни Жоан Длинный, ни Профессор, ни тем более Сачок на это не отреагировали. Им нужно было дождаться Божьего Любимчика. Все столики в "Приюте моряка" были заняты. Долгое время таверна пустовала. Оспа была тому причиной. Теперь, когда она убралась из города, люди вспоминали умерших. Кто-то заговорил об инфекционных бараках. "Горе родиться бедняком", - сказал какой-то матрос. Кто-то попросил кашасы. Все замолчали, раздавался только звон стаканов. И тогда какой-то старик сказал:

- Никто не может изменить свою судьбу. Она творится там, наверху, - он указал на небо.

Но с другого столика раздался голос Жоана де Адама:

- Придет день, и мы изменим свою судьбу.

Педро Пуля вскинул голову. Профессор молча улыбался. Жоан Длинный и Сачок, похоже, были согласны со стариком, который снова повторил:

- Нельзя изменить свою судьбу. Уж кому что на роду написано...

- Придет день, и мы изменим ее, - сказал вдруг Педро Пуля, и все повернулись в его сторону.

- Ты-то что в этом понимаешь, парень? - спросил старик.

- Это сын Блондина, в нем говорит отцовская кровь, - объяснил Жоан де Адам, и все посмотрели на Пулю с уважением. - Его отец погиб за то, чтобы изменить нашу судьбу.

Жоан де Адам обвел всех взглядом. Старик замолчал и тоже посмотрел на Педро с уважением. У людей снова появилась надежда. В таверну с улицы долетели звуки самбы: кто-то настраивал гитару.