Unknown - SergeiMinaev-MoscowLoveNot

но начинает реветь. Кажется, кое что проясняется.

— Епта... тебе бабки мои нужны, что ли? —

вспомнилось толкиеновское: «Гномы становились

алчными и вгрызались все глубже в горы в поисках

золота. За это их пожирали драконы». — Ты меня на

бабки кинуть хочешь, да?

Тварь шипит.

— Не... ну ты... ты какой то дракон гопник! —

Меня охватывает дикая злоба. — Хошь, мобилу еще

возьми!

Тварь гавкает, не потерпев оскорбления.

— Ладно ладно. Давай хоть поделим, а? — Я пы

таюсь подойти к ситуации с позиции здравого смыс

ла. — Пополам. Нет? Хорошо, давай сорок процен

тов мне, остальное тебе! Нет?

Тварь снова шипит.

— Не хочешь? Ну ты, сука, жадный...

Достаю сигарету, закуриваю. Дракон с интересом

смотрит на меня. Кажется, ситуацию выгребает к

мирному исходу. В этот момент я принимаю опромет

чивое решение. Хватаю кейс и стремглав бросаюсь

наутек. Позади раздается шуршание крыльев, дракон

Москва, я не люблю тебя

59

облетает меня, сбивает хвостом с ног и ставит ког

тистую лапу на грудь, явно намекая на пиздец. Голо

ва дракона почти касается моего лба, он открывает

пасть и показывает широкий черный язык.

— А а а а а а а!!! — Меня колотит паника, выса

живает в холодный пот, я хватаюсь за последнюю со

ломинку. — Да подавись ты этим баблом! — откиды

ваю кейс в сторону, и дракон немедленно прыгает за

ним, дав мне возможность встать и со скоростью

олимпийского чемпиона ломануться прочь. Туда, к за

бору, ограждающему эту территорию зла от нашего

мира.

По десантному перемахиваю через забор и бегу.

Бегу не оглядываясь. Бегу не разбирая дороги. Бегу

еще несколько переулков, пока не нахожу себя в

районе метро «Парк культуры», у палатки, продаю

щей шаурму...

ГАСТАРБАЙТЕРЫ

Около девяти часов утра. Остоженка.

Он — Гастарбайтер.

Он танцевал с ментами дивные балеты, Пусть даже именем не названа планета —

Он силен, а ты бессилен, да!

Он — Гастарбайтер,

Ему так весело и страшно в лапах МКАДа.

Ундервуд. Гастарбайтер

— На на, не ори, — Вася нехотя отдал остатки

шаурмы Фархаду, который последние пять минут

разгневанно лопотал что то на своем родном языке, воздевая грязные кулачки к небу. — Чё ты быку

ешь? Фалам салам, тут мяса еще осталось на роту

солдат.

— Осталысь, — передразнил его Фархад и впился

в шаурму своими редкими, как у мурены, остреньки

ми зубами.

— Откуда у тебя такой аппетит с похмелья? —

хмыкнул Вася. — Я гляжу, вы, таджики, жрать може

те в любом состоянии, да? Скажи, Федь (с момента

Москва, я не люблю тебя

61

первого знакомства именно так нарек он таджика), а

вот если тебе телку подогнать, голую... такую... мо

дель с сиськами четвертого размера, с... как в теле

визоре, в общем, а рядом поставить тарелку, нет...

казан с пловом. Ты сначала телку будешь трахать или

сразу плов начнешь жрать?

— Э... фаба... пилав... — Фархад попытался с

набитым ртом высказать свое мнение о данной про

блеме, да так и застыл. Моделей он в своей жизни

не видел, телевизор в его кишлаке был один на де

сять семей, и голых телок по нему не показывали.

А плов он ел последний раз два месяца назад, ког

да его земляки с соседней стройки набили в подо

бие казана стеклянный московский рис, худосочную

курицу и рахитичную морковь — все, что выдала им

в качестве зарплаты за разгрузочные работы толстая

тетка, заведующая овощным магазином, утерев тыль

ные стороны ладоней об уксусного цвета фартук.

Плов тогда получился прогорклый и невкусный, не

то, что дома.

— Ясно все с тобой! — Вася потянулся. — А я бы

ща отодрал кого нибудь. Вчера, прикинь, снилось, что

мы с женой трахаемся. Во как. Прямо так натураль

но, как до свадьбы. Фархад, ты по жене скучаешь?

— Да а а, — протянул Фархад и снова вспомнил

о доме, четверых детях и жене — вечно замызган

ной маленькой женщине с испуганными карими гла

зами и рано отвисшей грудью. Фархад грустно втя

нул в себя воздух и принялся доедать шаурму.

Солнце выскочило над скелетом новостройки и за

лило своим радиоактивным светом поляну с монтаж

62

Сергей Минаев

ными кабинками, катушками проводов и стопками

плит. Вдруг стало нестерпимо жарко. Вася расстегнул

рубашку, почесал грудь и потянулся за сигаретой.

Он любил такие утренние часы, от половины седь

мого до восьми. В это время хорошо было сидеть, покуривать и неспешно валять в голове разные жиз