Omenus - Майкл Льюис

В тот день Пиранья начал с изничтожения французского правительства. Правительство

Франции выпустило облигации, получившие известность как «жискары» (об этом выпуске

рассказывает Том Вулф в «Костре тщеславия» [В России этот роман Т. Вулфа был

опубликован в журнале «Иностранная литература» (№ 10-11, 1991) под названием «Костры

амбиций». - Примеч. редактора.] , а узнал он о них от специалистов из Salomon, для общения с

которыми приходил на 41-й этаж, где и просиживал многие часы неподалеку от Пираньи).

Пиранью беспокоили «Жискары», названные так в честь эмитировавшего их правительства

Валери Жискар Д'Эстена. С помощью этого выпуска французы в 1978 году привлекли в казну

почти миллиард долларов. Но проблема была не в этом, а в том, что при определенных

условиях эти облигации могли быть конвертированы в золото по цене 32 доллара за унцию, так

что держатель облигаций, скажем, на 32 миллиона долларов мог потребовать за них 1 миллион

унций золота.

«С этих поганых лягушатников сдерут всю шкуру», - злобно вещал Пиранья, имея в виду, что теперь, когда облигации уже стали конвертируемыми, а цена золота поднялась до 500

долларов за унцию, французы потеряют кучу денег. Ему была ненавистна тупость «этих поганых

лягушатников». Он это связывал со странной для него и отвратительной манерой заканчивать

рабочий день ровно в пять вечера. Рабочая этика европейцев была его заклятым врагом, bete noire, хотя его толкование этого обычая было весьма своеобразным. Для группы европейских

служащих Salomon, включавшую равно англичан и жителей континента, которые жеманно

жаловались на то, что приходится слишком помногу работать, он как-то придумал насмешливо-

оскорбительную кличку еврокозлы.

Разделавшись с французами, он вытащил графики, чтобы показать, как следует вести

спекуляции с правительственными облигациями. По ходу его рассказа люди в первых рядах

начали нервничать, а на задних заржали, и чем дальше, тем больше сидевшие впереди

опасались, что из-за бурной реакции заднескамеечников Пиранья набросится на всех сразу.

Дело в том, что Пиранья говорил не как обыкновенные люди. Он был жутким матерщинником.

Его речь звучала примерно так: «Если вы, говнюки, купите эти засранные облигации, вы, вашу

мать, будете все уделаны по самое некуда». Или: «Если вы не обратите ваше траханое

внимание на эти гребаные два года, вас всех уделают как зайчиков, мать вашу перемать».

Существительное, глагол, прилагательное, и все одного корня - трахать. Его мир был заполнен

совокупляющимися безымянными объектами и людьми, с которых сдирали шкуру, оставляли без

штанов и использовали для грубого сексуального возмездия. Эти слова вылетали из него с

регулярностью нервного тика, и всякий раз задние ряды в ответ дружно ржали. Пиранью, бывшего выпускника Гарварда, это не смущало.

Нам читали лекции десятки продавцов и маклеров из всех трех отделов облигаций

(правительственные, корпоративные и закладные). Пиранья представлял отдел

правительственных облигаций, но его манеры были характерны не столько для этого отделения, сколько для всей культуры матерной речи, процветавшей на торговом этаже фирмы Salomon Brothers. Человек из отдела корпоративных облигаций представлял совсем другое направление

культу- ры нашей фирмы. У него был иной стиль преподавания, еще более устрашающий.

Пиранья приводил в ужас обитателей первых рядов, но заднескамеечники видели в нем свою

судьбу. Человек из корпоративных облигаций приводил в ужас всех.

Он появился рано утром, без объявления, примерно на девятой неделе наших занятий.

Его звали... нет, назовем его просто Отморозком - за то, что в его жилах вместо крови текла

ледяная вода. Легкий британский акцент усиливал ощущение жуткой стужи, исходившей от него

на лекциях. Он был довольно высокого роста, так что мог без труда видеть все, что происходит в

аудитории, - пятнадцать рядов стульев, поднимавшихся ступенями амфитеатра, по двенадцать в

каждом ряду. Выйдя к кафедре, он целую минуту безмолвно нас разглядывал. Минута тянется

очень долго, если все это время высокий, невозмутимо-холодный человек в строгом сером

костюме молча изучает 127 наэлектризованных слушателей.

Затем Отморозок пошел вверх по ступеням аудитории. В такие моменты задние ряды

были склонны впадать в панику. По рядам поднималось перешептывание: «Чего это он сюда