Марк Марциал - Эпиграммы

Не лихорадка его, дурни, — обжорство трясет.

80

«Смейся, коль ты умна, красотка, смейся!»

Так, как будто, сказал поэт пелигнский.

Но не всем это он сказал красоткам.

Даже если сказал и всем красоткам,

5 Не сказал он тебе: ты не красотка,

Максимина, а все твои три зуба

Цвета черной смолы или самшита.

И коль мне, да и зеркалу ты веришь,

То поймешь ты, что смех тебе опасен,

10 Точно Спанию ветер, Приску руки,

Точно дождик напудренной Фабулле

Или солнце Сабелле набеленной.

Мой совет: мину строй всегда суровей,

Чем Приама жена с невесткой старшей.

15 Мимов гаера ты Филистиона

Не смотри, избегай пиров распутных

И всего, что игривостью нескромной

Во весь рот заставляет нас смеяться.

Лучше к матери ты подсядь печальной,

20 Что горюет по мужу или брату;

Развлекайся трагической лишь Музой.

А послушаешь нашего совета,

Так поплачь, коль умна, поплачь, красотка.

81

Ванну зачем ты грязнишь, Зоил, свой зад подмывая?

Чтоб еще хуже ее выпачкать, голову сунь.

«Общее все у друзей». Но как понимаешь ты, Кандид,

То, о чем ночью и днем ты, пустомеля, кричишь?

Шерсть для тоги твоей в лаконском Галезе промыта

Или с отборных овец пармского стада снята;

5 Ну а в мою не одеть и чучело, что принимает

Первым удары рогов бешеных в цирке быков:

Ты получаешь плащи Агеноровы с родины Кадма,

А багряницу мою за три гроша не продать.

Ножки ливийских столов у тебя из кости индийской,

10 А у меня черепком буковый столик подперт.

Под непомерных барвен у тебя золоченые блюда,

А у меня-то под цвет плошки краснеется рак.

Челядь могла бы твоя с илионским поспорить миньоном,

Мне же Ганимедом моим служит моя же рука.

15 И, от таких-то богатств ничего старинному другу

Не уделив, говоришь: «Общее все у друзей».

82

Раб ли куплен мной, иль с начесом тога,

Серебра ль три-четыре фунта, скажем,

Тотчас Секст-ростовщик, всем вам отлично

Как старинный мой друг давно известный,

5 В страхе, как бы взаймы не попросил я,

Про себя, но чтоб слышал я, зашепчет:

«Семь я тысяч Секунду должен, Фебу —

Я четыре, одиннадцать — Филету,

А в шкатулке моей нет и квадранта».

10 До чего ж хитроумен мой приятель!

Трудно, Секст, отказать, когда попросят,

Но насколько трудней еще до просьбы!

Хоть и бессилен ты, Глипт, но подверг себя оскопленью.

Что за безумье! Зачем? Ты ведь и раньше не мог!

Как пестреет кругом сицилийская Гибла цветами,

В краткие вешние дни взяток давая пчеле,

Так платяные тиски у тебя блистают плащами,

Так от застольных одежд искрится полный сундук;

5 Белые тоги твои, что оденут и целую трибу,

Не с одного получил стада в Апулии ты.

Но равнодушно глядишь ты, как мерзнет твой друг неодетый,

И не согреешь, злодей, драную свиту свою.

Страшно, несчастный, тебе обсчитать на пару лохмотьев, —

10 Да не себя самого, Невол, — а жадную моль?

Дальше беги от сетей коварных развратницы наглой,

Пусть и с Киферы самой раковин глаже ты, Галл.

Думаешь мужа увлечь? Напрасны будут старанья:

Хоть и по-разному, но… любит он женщин одних.

Мясника мне, трактирщика и баню,

Брадобрея и камешки с доскою,

Да немного моих любимых книжек,

Друга, лишь бы он не был полный неуч,

5 Безбородого мальчика-подростка

И любезную мальчику девчонку, —

Дай мне все это, Руф, хотя б в Бутунтах,

И бери себе термы ты Нерона.

83

«В жены брать не по мне Телесину». — «Что так?» — «Да распутна». —

«Но Телесина юнцов любит». — «Вот это по мне».

Лесбия, рот осквернив, ты воду пьешь. Это похвально:

Ты промываешь себе, Лесбия, нужную часть.

Гилл, в шкатулке твоей бренчит одинокий денарий,

Да уж и он так потерт, словно твой собственный зад.

Но и того не видать ни трактирщику, ни хлебопеку,

А лишь тому, у кого крепче и выспренней уд.

5 Бедный твой живот завидует пиршеству зада:

Все пожирает один, и голодает другой.

Дасий умеет считать посетителей бани: с грудастой

Спаталы втрое спросил, и уплатила она.

Ма́ксим, хочешь ты быть независимым? Лжешь ты: не хочешь!

Но если хочешь, то что ж? Этого можно достичь:

Ты независим, коль ты в гостях не обедаешь, Ма́ксим,