Неизвестно - Яковлев А. Сумерки

Толстой А. Н ., писатель: «В близком будущем придется допустить частную инициативу — новый НЭП, без этого нельзя будет восстановить и оживить хозяйство и товаро­оборот...»

Гладков Ф. В ., писатель: «Подумайте, 25 лет советская власть, а даже до войны люди ходили в лохмотьях, голодали... В таких городах, как Пенза, Ярославль, в 1940 году люди пух­ли от голода, нельзя было пообедать и достать хоть хлеба. Это наводит на очень серьезные мысли: для чего же было де­лать революцию, если через 25 лет люди голодали до войны так же, как голодают теперь...»

Пришвин М. М., писатель: «...Одной из величайших зага­док и тайн жизни надо считать следующее явление... Насе­ление войны не хочет, порядками недовольно, но как только такой человек попадает на фронт, то дерется отважно, не жалея себя... Я отказываюсь понять сейчас это явление...»

В октябре следующего, 1944 года очередной донос Сталину:

«Асеев Н. Н .: «Слава богу, что нет Маяковского. Он бы не вынес. А новый Маяковский не может родиться. Почва не та. Не плодородная, не родящая почва. ...Ничего, вместе с де­мобилизацией вернутся к жизни люди, все видавшие. Эти люди принесут с собой новую меру вещей. Важно поэту, не разменяв таланта на казенщину, дождаться этого времени».

Зощенко М. М .: «Мне нужно переждать. Вскоре после вой­ны литературная обстановка изменится, и все препятст­вия, поставленные мне, падут. Тогда я буду снова печатать­ся. Пока же я ни в чем не изменюсь, буду стоять на своих по­зициях».

Чуковский К. И. : «...Я живу в антидемократической стра­не, в стране деспотизма и поэтому должен быть готовым ко всему, что несет деспотия. По причинам, о которых я уже говорил, т. е. в условиях деспотической власти, русская ли­тература заглохла и почти погибла... Зависимость тепереш­ней печати привела к молчанию талантов и визгу приспособ­ленцев — позору нашей литературной деятельности перед лицом всего цивилизованного мира».

Федин К. А.: «Смешны и оголенно ложны все разговоры о реализме в нашей литературе. Может ли быть разговор о реализме, когда писатель понуждается изображать желае­мое, а не сущее? Все разговоры о реализме в таком положе­нии есть лицемерие или демагогия. Печальная судьба литера­турного реализма при всех видах диктатуры одинакова... Горький — человек великих шатаний, истинно русский, ис­тинно славянский писатель со всеми безднами, присущими русскому таланту, — уже прилизан, приглажен, фальсифици­рован, вытянут в прямую марксистскую ниточку всякими Кирпотиными и Ермиловыми. Хотят, чтобы и Федин занял­ся тем же! ...Не нужно заблуждаться, современные писатели превратились в патефоны. Пластинки, изготовленные на по­требу дня, крутятся на этих патефонах, и все они хрипят совершенно одинаково... Пусть передо мной закроют двери в литературу, но патефоном быть я не хочу и не буду им. Очень трудно мне жить. Трудно, одиноко и безнадежно».

Илья Эренбург : «Вряд ли сейчас возможна правдивая лите­ратура, она вся построена в стиле салютов, а правда — это кровь и слезы».

Шпанов Н. М .: «Мы живем среди лжи, притворства и са­мого гнусного приспособленчества».

Кассиль Л. А .: «Все произведения современной литерату­ры — гниль и труха. Вырождение литературы дошло до пре­дела».

Сталин все это читал. Наверное, смеялся над надеждами интеллектуальной элиты России. Как и Ленин, он ненавидел интеллигенцию. Не один раз, могу предположить, рассуждал он в том плане, что интеллигенция — она такая. Ворчит, вор­чит, всякими фантазиями мается, а власть приласкает, деся­ток квартир подарит да орденов сотню рассует, она и успо­коится, в глазах блеск восторга появится. А если потом две-три сотни в лагерь отвезут, то и вовсе все ладно будет.

Было, конечно, и такое. Но если внимательно прочитать чекистские доносы, то картина получается несколько другая. Это уже не занудное брюзжание интеллектуалов, а серьез­ные размышления и выводы людей, болеющих за свой на­род, переживающих его беды и страдания. От них можно было ожидать любых неожиданностей, и Сталин шел по про­торенному пути — новые расправы с вольнодумцами и трав­ля инакомыслия.

14 августа 1946 года появляется постановление ЦК ВКП(б)

о журналах «Звезда» и «Ленинград». Их обвинили в том, что они публиковали произведения Ахматовой и Зощенко. На столы членов Политбюро легли характеристики КГБ на обо­их писателей. «Знатоки» литературы из спецслужб обвиняют Зощенко в создании «малохудожественных комедий», в не­желании писать произведения, «отражающие советскую действительность». И постановление ЦК, и особенно доклад Жданова на собрании партийного актива Ленинграда отли­чались базарным хамством. «Подонок литературы», «меща­нин и пошляк» — это о Зощенко. «Полумонахиня-полублуд- ница» — это об Ахматовой. Через несколько дней Ахматову и Зощенко исключили из Союза писателей.